— Сработало, — произнёс я, скорее для себя, чем для него. Голос прозвучал тише, чем я ожидал. — Петурио оказался неплохим актёром. Я недооценивал его.
Ветер донёс до нас запах пыли и конского навоза — последние следы ушедшей армии. Где-то внизу лаяла собака, кричал торговец, жизнь продолжалась. Но в воздухе чувствовалось напряжение, как перед грозой.
— Страх — лучший учитель актёрского мастерства, — пробасил Рэд, не отрывая взгляда от дороги. — Ты дал ему надежду, и он вцепился в неё, как утопающий в бревно. Он сделал свой выбор, теперь он наш до самого конца, до смерти.
Он был прав, как всегда.
Петурио больше не мог вернуться назад. Он переступил черту, и теперь его судьба была связана с нашей. Если мы проиграем, он погибнет первым — всё выяснится, и король не простит такого предательства. Но если мы победим… Если мы победим, он станет одним из главных архитекторов нового порядка.
Теперь столица была практически беззащитна.
Как большой, сильный, но пребывающий в беспамятстве зверь.
Её мускулы (армия) ушли гоняться за призраками. Её нервная система (городская стража) в данный момент планомерно нейтрализовывалась отрядами Рэда на мостах, перекрёстках и у тюрьмы. Я представлял, как сейчас по всему городу происходят маленькие, быстрые схватки. Как мои люди окружают патрули стражников, предлагают им сдаться или умереть. Как одни поднимают руки, а другие хватаются за оружие.
Стражники в массе своей — не бойцы, они разленились и располнели. Они просто сдаются. Кому-то сломают рёбра или выбьют пару зубов. Серые плащи меняют своих владельцев в городе Лемезе.
Оставались только «клыки» — личная гвардия короля, сотня отборных головорезов, собравшихся сейчас вокруг своего хозяина на Арене. Но, хотя для них это не очевидно, они были в ловушке. Они были отрезаны от всего города, окружены нашими стрелками и штурмовыми группами.
Они не знали, что происходит. Они думали, что просто охраняют короля во время очередного кровавого развлечения.
Все фигуры на огромной шахматной доске, которой стал для меня Лемез, заняли нужные позиции. Армия выведена из игры. Тюрьма захвачена, политические заключённые освобождены и вооружены, создавая второй фронт в тылу у правительственного квартала. Административная власть в лице Петурио на нашей стороне. Гильдия воров обезглавлена и деморализована. Мосты и ключевые точки под нашим контролем.
Все было готово.
«Время активации плана: через час. Все системы готовы к запуску. Вероятность успеха: семьдесят три процента. Приемлемо».
Я перевёл взгляд с северных ворот на юго-запад, в сторону Арены. Оттуда доносился рёв тысяч глоток, жаждущих крови.
Звук был животным, первобытным — это кричала толпа, охваченная кровожадным экстазом. Я почти физически ощущал эту волну ярости и предвкушения, которая катилась над городом, как цунами из человеческих эмоций. Главное представление вот-вот должно было начаться. Там, на залитом полуденным солнцем песке, Хьёрби и Джингри должны были нанести первый удар.
А мы — подхватить падающее знамя и завершить начатое.
— Слышишь? — Рэд наклонил голову в сторону Арены. — Они уже готовы. Голодные. Злые. Им нужна кровь, и неважно, чья.
— Оооо! Они получат её, — ответил я. — Больше, чем смогут выпить. Пора, — сказал я Рэду. — Нам тоже нужно занять свои места в зрительном зале.
Мы спустились с крыши по лестнице, которую я заранее приставил для удобства обзора.
Наши сапоги мягко коснулись булыжника переулка. Мы растворились в узких проходах между домами, направляясь к эпицентру бури.
Последний акт трагедии короля Коннэбля начинался. И мы были его незваными гостями.
«Мы вас во сне ухватим за бока… На шумный праздник пушек и клинка, мы к вам придёт незваными гостями… И чёрт возьми, никогда мы не умрём, пока… Качаются стропила над снастями».
Примерно так пели в моём мире.
А здесь я так живу.
История писалась сегодня, здесь, кровью и сталью. И я собирался убедиться, что она будет написана правильно.
«Операция » Королевский Приказ ' завершена успешно. Переходим к музыкальной кульминации'.
Арена Ворона. Многие горожане и я разделял их точку зрения, это место ненавидели и побаивались каждой фиброй души.
Оно было квинтэссенцией, концентрированным выражением всего, что я презирал в этом прогнившем королевстве: тупой, первобытной, кровожадной жестокости, возведённой в ранг национального развлечения и доблести.