Они молча кивнули и вышли, оставив меня одного с моими мыслями. Я снова подошёл к окну. Там, за стенами, во тьме, зализывал раны и готовился к новому прыжку смертельно опасный зверь. И моя задача была в том, чтобы встретить его и сломать ему хребет.
Ну, а пока активировал Рой и посмотрел, как там город и нет ли врагов «на карте»?
При помощи Роя я знал, что около дома дежурит командир роты «Белки» владелец ловких пальцев Осмер, он торчит на крыше и подслушивает. Посторонних около дома нет.
Я связался с ним при помощи Роя и коротко поговорил.
А теперь можно и поспать.
…
Победная эйфория — товар довольно-таки скоропортящийся.
Она испаряется вместе с первым утренним лучом, оставляя после себя лишь головную боль, гул в ушах и горький привкус реальности. Ночь после отбитого штурма прошла в тумане.
Я был в штабе в доме Пратна Остроглаза, и собирался выходить на стену.
За последние дни я загорел как крестьянин, от того, что постоянно торчал на стене.
Рассвет только-только начал окрашивать небо, когда в дверях бесшумно возникла тень. Осмер. Он был не выспавшимся, но с хитрецой в глазах.
Он подошёл к столу, не нарушая утренней тишины, и приложил руку к своему лёгкому шлему, совершая воинское приветствие.
— Доброе утро, Осмер.
— Доброе утро, лорд-протектор. Как Вы и приказали, я проследил за ним.
— И?
Осмер какое-то время молчал, потом с шумом выдохнул и стал рассказывать, причём лицо его в это время передавало целую гамму эмоций.
От его слов у меня напряглись желваки, а руки сжались так, что побелели костяшки.
Ну да, теперь-то всё встало на свои места. Прорывы, которые якобы случайно возникали на месте, за которое он отвечал и охеренная осведомлённость врага о моих действиях.
— Хорошая работа, Осмер, — глухо сказал я. — Это больше, чем поймать рядового шпика. Иди, пожалуйста, отдохни, наверняка, сегодня снова будет бой. И никому ни слова!
Он молча кивнул и ушёл так же незаметно, как и появился. Я же остался один на один с уродливой правдой. Злость и холодная ярость боролись во мне с усталостью.
И всё же нужно было действовать рационально, провести полноценную работу.
Я закрыл веки и воззвал к своей силе. Птичий пастух. Мир качнулся, сузившись до одной точки, а потом резко развернулся, взмывая ввысь. Я стал соколом, парящим в утреннем небе над Каптье. Подо мной проплывали крыши домов, узкие улочки, могучие стены, на которых уже суетились, сменяя друг друга, дозорные. Город жил, дышал, готовился к новому дню войны.
Навык можно совмещать с обычным зрением, ходить, разговаривать и получать информацию от птицы, но если сосредоточится и закрыть глаза, то картинка будет лучше, я больше увижу и буду лучше управлять птицей.
Я направил своего пернатого шпиона за стены, к вражескому лагерю.
В стороне от основного лагеря, ближе к лесу, два десятка солдат, словно муравьи, трудились над каким-то странным и незнакомым мне сооружением. Они чего-то таскали и ругались.
В центре этой действа возвышалась сложная конструкция из балок и противовесов. Я не был инженером, но даже с высоты птичьего полёта было ясно, эта фиговина не сулит мне и городу ничего хорошего.
Это новая фигура на доске.
Я заставил сокола сделать несколько кругов, запоминая каждую деталь, каждую балку, каждый рычаг. Затем я разорвал связь и встал.
Схватив уголёк, я на чистом листе пергамента попытался воспроизвести увиденное. Получилось криво, косо, как рисунок ребенка, но основные конструктивные элементы я передал. С этим наброском я, не теряя ни минуты, решительно покинул дом Пратна Остроглаза и помчался в гномий квартал.
Старейшина не обманул.
Они работали от стариков и до детей. И кузницы гномов действительно не умолкали ни на секунду. Воздух здесь был густым от жара горнов и запаха раскалённого металла. Торим, старейшина, одетый в чистую рубаху, был в одной из мастерских.
Его лицо, и без того похожее на обветренный гранит, было мрачным и сосредоточенным.
— Сэр Рос! — пророкотал он, заметив меня. — Уже на ногах?
— Ага, старейшина, — ответил я, протягивая ему свой рисунок. — Поспишь тут. Взглянете на это? Я тут разведкой своей усмотрел вот такое чудо-юдо у нас за стенами. Не подскажете, что это за дьявольщина?
Торим взял пергамент, долго разглядывал мои художества, хмыкал, чесал свою густую бороду. Потом подозвал ещё нескольких гномов-мастеров. Они столпились вокруг рисунка, обмениваясь короткими, гортанными фразами на гномьем. Я видел, как их лица становятся всё серьёзнее.