Приговор был встречен одобрительным гулом толпы. Это было понятно и справедливо в их глазах. Не беспричинная жестокость, но и не слабость.
Писарь дал мне протокол, в котором я расписался и ушёл, не желая видеть экзекуцию.
А народ остался. Ещё бы, при отсутствии других реалити шоу — это целое зрелище и развлечение.
Порка была недолгой, но унизительной. Мои бывшие слуги визжали и извивались под ударами, вызывая у суровых местных жителей лишь презрительные усмешки. После экзекуции их, всхлипывающих и униженных, вытолкали за городские ворота. Им дали по котомке с продуктами, хлеба, воды и выпроводили с фермерским караваном, который вёз хлеб в столицу провинции.
Их коней, а если быть точнее, то моих, перегнали к войту.
Я этого всего не видел, поскольку неспешно пошёл на рынок и купил у тех немногих бабок, что не ушли на «суд» разного рода провизии и потащил её к войту.
…
Завтрак у войта Юрбана был полной противоположностью трапезам в королевском гостевом доме.
Вместо безликих блюд на серебре — простая глиняная посуда на простом дубовом столе.
Вместо выпечки и фруктов — каша, дымящаяся яичница с кусками поджаренного сала, толстые ломти свежеиспечённого хлеба, от которого шёл умопомрачительный дух, и кружка с чем-то вроде травяного отвара, терпкого и бодрящего.
И это было великолепно.
Юрбан, потрёпанный жизнью, но сильный и кряжистый, обветренный мужчина с мозолистыми руками и честными глазами, ел с аппетитом, не отвлекаясь на светские беседы. Он был человеком дела, и я ценил это. После дворца и тесноты «гостевого дома», прямота этого человека была как глоток свежего воздуха.
— Значит, болота, — произнёс он, наконец, отодвинув пустую тарелку и вытирая губы тыльной стороной ладони. — Кмабирийские болота. Его Величество, да хранят его боги, не иначе как в скверном настроении был, когда подписывал этот указ.
— Друг мой Юрбан, а что сказывают про эти самые болота?
— Ну… Кмабирийские топи — это не армия, не враг. Их нельзя поджечь или обмануть. Это проклятая земля, древняя, злая. Там не то что армию тренировать, там пару дней выжить — уже подвиг. Старики говорят, что после Второй магической войны земля там так напиталась кровью и тёмным колдовством, что до сих пор рожает мертвецов. Кости сами из трясины лезут, стоит только солнцу сесть.
— О как… Вторая косми… магическая. А что насчет первой?
— Ой, ваша светлость, я в истории не силён, не берусь рассказывать.
— Ладно, спасибо и на этом, уже помог, друг Юрбан. А что у нас в окрестностях, нет ли почтовых воронов?
— Вороны-то есть. Только почта у нас не королевская. Держит её старый Хрокк. Своеобразный тип, но вороны у него лучшие в округе. Быстрые и умные. Если кто и доставит весть в Каптье, так это его птицы. Живёт на окраине, у самого болота. Его хибару ни с чем не спутаете — вся крыша в гнёздах.
— Отлично. А найдутся для меня чернила?
— И бумага?
— Бумага есть, нужны чернила и перо.
Через полчаса я уже шагал по раскисшей от грязи улице на окраину Бинндаля.
Хибара Хрокка и впрямь была примечательной. Приземистое, вросшее в землю строение, над которым вился дымок, а на крыше и на специально устроенных жёрдочках сидели десятки чёрных, как сама ночь, воронов. Они молча провожали меня своими умными глазами-бусинками.
Дверь мне открыл высокий, иссохший старик с носом, похожим на вороний. Длинная седая борода, перехваченная кожаным шнурком, и пронзительные, выцветшие от времени глаза, которые, казалось, видели меня насквозь.
— Вы же герцог, который сегодня на площади? — он ткнул в меня пальцем, который тоже похож на птичий, а его голос, на карканье его же питомцев.
— Герцог Рос. Мне нужно отправить письмо в Каптье, — сказал я, протягивая ему серебряную монету.
— Каптье — это далеко. Птице лететь несколько дней. Через горы. Опасно… Дорого.
— Я заплачу, — согласился я и старик заметно повеселел. Вероятно, он боялся, что я захочу бесплатных услуг на основании своей власти, хотя опять-таки, городок в мою юрисдикцию не входил.
— Сколько будет стоить отправить письмо?
— Полмарки.
— Я заплачу вам марку. Выберете лучшего ворона, быстрого и надёжного.
— О, господин герцог, Вы очень щедры. Впервые встречаю щедрого рыцаря, простите если сочтёте мои слова дерзкими.
— Не сочту. Я недавно был в столице и любые колкие слова в адрес дворян сочту слишком вежливыми и мягкими. Запакуем письмо? Я постарался написать и свернуть, не знаю насколько правильно.
Мурранг, Хрегонн, други мои.