— Я так и понял. Но чем ровнее она, тем сильнее.
— Да, это важнее всего. Это ведь не просто рисунок, герцог, а математически выверенная фигура, где каждый угол и каждая линия будут безупречны. Для ритуала это критически важно.
— Ну вот. Поехали на тракт.
Мы сначала зашли в лавку, и я купил там два здоровенных куска пергамента.
Потом я взял лошадей у брата войта, коротко с ним пообщался и мы с Фомиром поехали прочь из города, чтобы попасть на тракт, который находился в девяти милях от города, а оттуда вела кривая грунтовая дорожка.
Сам Бинндаль на тракте не находился, что плохо сказывалось на его экономике. Собственно, создатели тракта просто хотели держаться подальше от вонючих и опасных болот, да и тракт был не ахти какой важный.
Тем не менее, на тракте был трактир (собственно, это слово и означало первоначально — находящийся на тракте) под названием «Пьяная цапля», место, где обретались путешественники и торговцы.
Прибыв в трактир, я заплатил пять пенни трактирщику Огостону и тот подсказал, что хотя странствующих магов в таверне нет, инженеров нет, зато есть звездочёт.
Звездочёт этот подвернул ногу, когда впотьмах любовался своими звёздами и в результате застрял в трактире на пару дней. Звали его Астерион.
Трактирщик, который сам по себе выглядел, как старый жулик и человек странный, охарактеризовал звездочёта как чудика.
— Вечно Астерион бродит по округе, бормочет что-то про гармонию сфер и выпрашивает у других постояльцев выпивку в обмен на предсказание судьбы по звёздам. Другие считают его безобидным психом. Но за постой заплатил на неделю вперёд.
— На безрыбье и звездочёт будет чертёжником, — усмехнулся я, пока Фомир радовался отсутствию магов в округе, одновременно не понимая, какого лешего мы тут делаем.
Звездочёт никаких выводов из подвернутой ноги не сделал и сейчас снова бродил по окрестностям.
Мы нашли его за пределами территории трактира на краю зарослей кустарника. Он сидел на поваленном дереве, положив рядом посох и смотрел на хмурое дневное небо так, словно видел на нём россыпи звёзд. Он был худ, как скелет, а его борода, спутанная и седая, доставала почти до пояса. Но глаза… его глаза были ясными и на удивление осмысленными.
— Добрый день, мастер Астерион, — обратился я к нему.
— Звёзды сегодня молчат, — проскрипел он. — Скрылись за серой пеленой. Они не любят, когда земля больна.
— Именно поэтому я к Вам, — сказал я. — Мне нужна Ваша помощь, чтобы её вылечить. Мне нужна идеальная семилучевая звезда. Вернее, её рисунок.
— Ты с ума сошёл, герцог? — потянул меня за рукав Фомир, который окончательно осмелел, когда понял, что это звездочёт и философ, но не маг, который может сдать его властям. — Как мы этого старого пердуна потащим в болота?
— Никак, — огрызнулся я и освободил руку, возвращаясь к разговору с Астерионом.
— Геометрия небес… — прошептал он. — Чистая форма. Порядок среди Хаоса. Зачем она тебе, дитя Войны?
— Чтобы вернуть Порядок, — ответил я. — Я заплачу.
— Некоторое количество монет мне не помешает. К тому же я ясно вижу, что твои намерения чисты, хоть и окутаны тенью. Давай я предскажу тебе судьбу, странник?
— Не надо. Мне нужна звезда, а лучше сразу две. Вы умеете чертить?
— Умею, я рисую карты звёзд, а нарисовать геометрическую фигуру не особенно сложно… Но у меня нет пергамента.
— У меня есть. Пойдёмте в трактир?
— Да, мне для работы понадобится бутылка «Солнечного нектара» из южных провинций… Чтобы линии были ровнее.
— Что ж вы все бухаете–то, а? В трактире такой продают?
— О да!
…
Вообще, на расчищенном и чисто вытертом столе звездочёт показал нам мастер-класс.
Его руки, казавшиеся слабыми и дрожащими, двигались с невероятной точностью и уверенностью. Он использовал массивную деревянную линейку, но циркуля у него не было и тем не менее, он поделил окружность на точки и стал чертить без единой ошибки, попросив нас с Фомиром только лишь молчать.
Мой маг закатил глаза, но промолчал. По его морде было видно, что он считал звездочётов бессмысленными и ни на что не годными людьми, как и их сферу деятельности.
Линии ложились на кожу с математической безупречностью. Это был не просто рисунок. Это был танец. Танец геометрии и вдохновения.
Когда он закончил, я не мог отвести глаз. На пергаменте была изображена идеальная семилучевая звезда, каждый её луч, каждый угол был совершенен. Она казалась живой, вибрирующей.