— Это дезертирство, майор,– крикнул вслед комиссар.
Остановившись, я развернулся и подошёл.
— А то что меня арестовали, из-за этого все планы устроить так, чтобы немцы там кровью умылись, прахом полетели, и по сути сдал все позиции противнику, это не предательство? Чего же вы на меня всех собак спустили, а Ерохина защищаете? Родственник небось, да? Не буду я под его началом служить, и точка. А так хоть как называйте.
Вот так и направился в штаб армии. Там быстро попал к начальнику штаба полковнику Верхлович. Да тот даже слушать не стал, судя по отдельным словам, между матом, ему Ерохин звонил. Тот приказным порядком велел вернутся в полк и служить дальше. Даже подарки штабным командирам не помогли с переводом, отказывались. Что за чёрт? Так что уже через полчаса лёжа на шинели, лучше так чем в кабине, я ехал обратно дивизию, чтобы её немцы успели побить. Ну не хочу я туда и всё тут. Побыстрее бы големов сделать, чтобы под рукой отряд был, там уже легче станет. Например, отдал приказ на ликвидацию Ерохина, и проблема решена. Красота.
— Что ж так не везёт-то? — лёжа на спине в качающемся кузове, глядя на голубое небо, как по заказу тучи разбежались, ярко светило Солнце, пробормотал я.
Вернулись в дивизию мы быстро, тут меньше тридцати километров было. Работу пушек, а когда ближе подъехали, уже и пулемётов, стало отчётливо слышно. На посту нас остановили и показали где новое местоположение штаба дивизии. Машину сразу под загрузку ранеными, не хватало повозок, весь транспорт использовали, а меня под конвоем к штабу. Особист из сопровождения, фамилию не знаю, понимал, что я и дёру могу дать, вот и сопроводил. Сначала сам доложился, потом меня завели.
— Так, майор, — оперев кулаки о рубленный стол, набычившись, сказал Ерохин. — Извиняться не буду, сам знаешь какое положение сейчас. Говори, чем со своими людьми помочь можешь дивизии? Тюленев уже сообщил о твоих снабженцах, и что выдать успели, дивизии они очень пригодились.
Мешкать я не стал, мои слова, сказанные в адрес Ерохина у штаба армии, бойцы, что это отлично слышали, точно передадут, не они так особист-сопровождающий, спокойной службы не будет, так что всё равно нам вместе не служить, нормальной службы не будет, Ерохин не даст, вот и решил соскочить таким образом, просто послать его куда подальше при всех, а командиров штаба тут хватало, не стал с глазу на глаз общаться. Однако сначала попытался всё же без эксцессов соскочить.
— Прошу перевода в другую дивизию, — спокойно сказал я, хотя веко стало подёргивать от наглости Ерохина.
— Ты охренел майор, кто будет отсылать одного из командиров полков?
— Так значит, да? Ладно. Полковник, иди на*уй со своей дивизией, понял? После этого ареста ты от меня гнилого патрона не получишь. Я под твоим началом служить не буду. Это твоя дивизия, что с ней случилось, твои проблемы. Если бы не арест, немцы бы кровью умылись, я это тебе как факт говорю, ловушку строил, но ты арестовал меня и как ни в чём не бывало — чем дивизии помочь можешь? Я не то чтобы удивлён такой наглостью и беспринципностью, но как вообще язык повернусь у меня о помощи просить?
— Майор, не забывайтесь! — рявкнул начальник штаба дивизии, сам комдив похоже онемел, услышать такое от меня тот явно не ожидал, что тоже удивило.
— А что не так? Это чужой комдив, который меня матом обложил, с полка снял, что хочу то и говорю. Вообще не понимаю почему меня вернули и новое назначение в штабе армии не дали, как я просил. Вы мне никто, дивизия чужая уже, раз сняли.
А чего он ещё ожидал, с радостным криком брошусь в его объятия и буду благодарить за арест, за тот мат коим меня осыпал, снимая с командования полка? Ну официально я не снят, но тот сообщил устно что снял. Потому мне дивизия чужая.
— Арестовать! — рявкнул Ерохин, чего я и добивался.
Не хотят нормально перевод сделать, пойду отсюда под арестом. Мне уже всё равно. Да бесит эта ситуация. Я всепрощением не страдаю, в клин вхожу если что не по мне. Я так шесть работ сменил, в разных университетах, мажоров у нас среди студентов хватало. Ну бывает, человек эмоция, как раз сейчас такой случай. Думаю, не мозгами, эмоциями. У нас математиков такое редкость, но бывает. И я действительно категорически не хочу тут служить. Не сработаемся. Да и уже не сработались, неприязнь комдиву острая, и уже ничего не изменить. Тот это понял и отдал приказ, именно тот, что я и ожидал. Так что сняли снова ремень с оружием, обыскали, но документов не нашли, а мне их вернули перед зданием штаба армии, всё что отобрали вернули, так что пока ехали, я всё незаметно и прибрал. А отвели меня во свеже отрытую землянку, явно жилая, на двоих, сделали её гауптвахтой, боец на входе, и оставили одного. Похоже, как я понял, никто немедленно меня обратно в штаб армии отправлять не собирался. Так что я воспользовался моментом и спокойно себе работал с плетением. Поздний завтрак мне дали, время десять утра, потом обедал, я без передышки работал, дело спорилось, а вечером как раз ужинать закончил, бои рядом не стихали, трясло землянку постоянно, пару раз снаряды недалеко рвались, когда ко мне спустился начальник штаба дивизии. Я чай пил, с интересом на него поглядывая. Стемнело уже, тот мой силуэт похоже только видел. Впрочем, тот поставил на рубленный стол керосиновую лампу, свет тусклый, но его хватало. Дальше устало и грузно сел на вторую койку и посмотрев на меня, прямо спросил: