— Э...
Вот и всё, что я мог сказать.
На груди возникла уже привычная тяжесть.
— Что, — Похмельный сочувственно поцокал языком. — Плохо, да?
— 'а.
— Рюмочку наливки по рецепту бабки Зарембы?
— 'а.
Буль-буль-буль...
Кажись, отпускает.
— В'но, — выдавил я сквозь набитый бумажными полотенцами рот. — Из б'ли'теки. Г'стое. Ч'рное.
Похмельный честно задумался.
— Того, что хранилось в старом глиняном кувшине? От которого хочется взлететь?
Я хотел кивнуть, но побоялся, что голова отломится и просто сказал:
— 'а.
— Нет, не найдётся.
— О...
— Не то, чтобы его СОВСЕМ не находилось, — ковыряя пальчиком дырочку в моей майке, сообщил Похмельный. — Но лучше тебе его не пить.
— П'чему?
— Ну, в первую очередь потому, что это довольно забористая штука, — рассудительно пояснил мужичок у меня на груди. — Даже для тебя. Может, ещё кувшинчик настойки?
— Н-нэ...
Ну как ему объяснить, что без этого напитка, чем бы он ни был, я просто не встану с кровати?
А мне ещё пари выигрывать.
К счастью, Похмельный меня всё-таки пожалел.
Вздохнув, он щелкнул пальчиками и протянул мне свою волшебную кружечку.
Буль-буль-буль...
Помните, в мультике показывают, как у кота Тома пар идёт из ушей, а крышка черепа отскакивает и издаёт свист закипевшего чайника?
Так вот: со мной это случилось на самом деле.
Похмельный аж скатился с моей груди — от греха...
Ну вот, теперь можно и встать.
Воздвигался я долго и медленно, как Пизанская башня. Только наоборот.
Значит, мало выпил. Надо бы ещё кружечку...
В дверь постучали.
— Хто там?.. — Похмельный, чтоб его, тут же испарился.
— Это я, милорд. Помпадур. Ваш мажордом.
Дверь отворилась. На пороге возникла груда чего-то золотого, с позументом и аксельбантами. Я прищурился — так слепило глаза.
— Што это? — вопрос вырвался сам по себе, когда груда золотой мишуры угрожающе придвинулась к кровати.
— Ваш мундир, милорд, — откуда-то из-под груды ответил мажордом. — По распоряжению господина Фаберже.
Я протянул руку и потрогал ткань. На ощупь она была словно акулья шкура — такая же жесткая и негнущаяся.
Это не мундир, — подумал я, со страхом оглядывая монументальную конструкцию. — Это крепость какая-то. И его не шили. А проектировали, а потом воздвигали. На пьедестале с колёсиками.
Приглядевшись, я понял, что на мундире живого места нет от драгоценных камней.
— И что, все настоящие? — благоговейно восхитился я. Золото — золотом, а ТАКОГО количества брюликов видеть мне ещё не приходилось. Даже с похмелья.
— Как можно, милорд, — мажордом сгрузил сияющие "доспехи" рядом со мной. Они так и остались стоять, сами по себе. — Я же говорю: личный проект господина Фаберже...
— А, понял, — я выдал мудрую улыбку. — Зачем тратить настоящие бриллианты, когда можно обойтись стекляшками? Никто ведь не заметит...
— Вы слышали, милорд, как он это говорил?
— Да нет, сам догадался.
— У вас государственный ум, милорд. Хотите водички?
— Спасибо.
Не знаю, в какую химическую реакцию вступили стакан воды и вино, но я смог подняться, и даже сходить в душ.
И на этом приятные новости заканчиваются.
Начинаются интересные.
Облачившись в негнущийся мундир, я почувствовал себя имперским штурмовиком — так и тянуло оглядеться в поисках верного плазменного ружья.
Шествовать в таком виде я мог, только гордо расправив плечи и высоко задрав подбородок — чтобы не порезаться о жесткий воротничок.
Мажордом хлопотал вокруг меня, как курица вокруг треснувшего яйца. Подтягивал невидимые ремешки и шнурочки, расправлял складки мантии, наводил последний лоск на сапоги...
Проходя мимо стены с камином, я ещё раз остановился возле гобелена. Того самого, под названием "Инцидент". На котором были мой предок Золтар Шестирукий и дракон.
Ещё раз вгляделся в сцену охоты, оценил реалистичность, с которой были выписаны отдельные, леденящие душу подробности и усмехнулся.
А теперь насчёт обострения: давно, ещё на первом курсе, я понял, что сдавать экзамены с похмелья — самое оно. Мозг, погруженный в пучину из серотонина и этилового спирта, просто перестаёт воспринимать посторонние раздражители.
Он сосредотачивается на главном.
И главное здесь — чётко определиться с тем, что именно считать главным. Но если это удаётся...
Словом, ни один экзамен, на который я пришел с похмелья, не был провален.
На поле боя мне предстоит ни что иное, как очередной экзамен.