Итак, они появились здесь неделю назад. Этот день положил конец их беспокойной жизни в Нью-Йорке.
На пляже «Аркадии» не было людей, посланных Морганом Слоутом, высовывающихся из машин и трясущих бумагами, которые должна срочно заполнить и подписать миссис Сойер. На пляже «Аркадии» телефон не звонил с полудня до трех часов ночи (дядя Морган очень часто забывал, что квартира на Сентрал-Парк-Уэст находится в другом часовом поясе, нежели Калифорния). Телефон на пляже «Аркадии» не звонил вообще.
По дороге в маленький курортный городок, куда везла его мать, Джек, как ни глазел по сторонам, увидел лишь одного человека — сумасшедшего старика-мороженщика, толкавшего пустую тележку.
И бледное, серое небо — неприветливое небо над головой. Полная противоположность Нью-Йорку. Здесь был слышен лишь шум ветра над пустынными улицами, которые казались из-за этого шире, чем были на самом деле. Магазины тоже пустовали, и таблички на дверях извещали: «Открыто только по выходным» — или еще хуже: «До встречи в июне». Перед гостиницей были автостоянка на добрую сотню мест и небольшое кафе. Но и здесь, как везде, было пусто. Только старый оборванец все толкал и толкал свою тележку.
— В этом веселом городке я провела три счастливейшие недели своей жизни, — сказала Лили, проезжая мимо старика (который обернулся и что-то недовольно пробормотал им вслед). Потом она нажала на газ, и они полетели к виднеющимся впереди садам.
До этого они упаковали все необходимое в сумки, чемоданы и коробки, повернули ключ в дверях своей квартиры, не обращая внимания на разрывающийся телефон, звон которого преследовал их даже на лестнице; они доверху набили вещами багажник и заднее сиденье и провели много часов в дороге. И все только потому, что Лили Кевинью Сойер когда-то была здесь счастлива. В 1968 году, за год до рождения Джека, Лили пригласили на роль в картине «Пламя». Это была ее лучшая работа, давшая возможность продемонстрировать свой талант, что не удавалось ей в прежних ролях «плохих девчонок». Никто, не говоря уже о самой Лили, не ожидал, что ее пригласят на пробы. Она искренне радовалась поздравлениям, и, чтобы отпраздновать этот час профессионального признания, Фил Сойер отвез ее в гостиницу «Альгамбра» на другой стороне континента, где они провели три прекрасные недели. Они пили шампанское в постели и смотрели лучшие американские фильмы.
(Если бы Джек был сейчас немного постарше и захотел бы сделать некоторые необходимые вычисления, то обнаружил бы, что именно здесь, в гостинице «Альгамбра», он и был зачат.)
Согласно семейной легенде, когда зачитывался список актеров, получивших роль в картине, Лили шепнула Филу: «Если меня здесь не будет, я всю оставшуюся жизнь буду чувствовать себя обезьяной на каблуках». Но когда выяснилось, что прошла Рут Гордон, Лили сказала: «Что ж, девочка это заслужила». И ткнула мужа в подбородок со словами: «Ты, между прочим, мог бы мне помочь!» Такой возможности уже не представилось. Через два года после смерти Фила Лили сыграла свою последнюю роль — старую проститутку в фильме «Маньяки на мотоциклах».
Джек был уверен, что именно об этом периоде своей жизни она сейчас вспоминала. Он доставал вещи из багажника, куда, помимо сумок, в беспорядке были свалены старые фотографии, шахматная доска, юмористические книги и много чего еще.
Лили медленно поднималась по ступеням, ведущим к входу в отель, тяжело, как старуха, опираясь о перила.
— Я пришлю коридорного, — бросила она, не оборачиваясь.
Джек оторвался от разбухших сумок и снова взглянул на небо. Нет, все-таки радуга ему только привиделась. И вдруг кто-то тихо окликнул его.
— Что? — спросил он, оглядываясь, но позади него были только пустые сады и такая же пустая дорога.
— Что-то случилось, сынок? — Мать казалась сгорбленной на фоне большой деревянной двери.
— Да так, послышалось.
Не было никакого голоса, никакой радуги. Джек уже позабыл про это и теперь смотрел, как мать воюет с массивной дверью.
— Подожди, я помогу! — крикнул он и побежал вверх по ступенькам, не выпуская из рук чемодан и бумажную сумку со сластями.
До того как Джек познакомился со Спиди Паркером, его жизнь в отеле напоминала бесконечный сон. Она была полна теней, но в ней отсутствовали какие бы то ни было ощущения. Даже новость о кончине дяди Томми, как ни была она ужасна, не смогла окончательно его разбудить. Если бы Джек был мистиком, он решил бы, что какие-то сверхъестественные силы управляют его собственной жизнью и жизнью его матери. Джек Сойер в свои двенадцать лет привык жить деятельно, и тишина этих дней после бурной, шумной жизни Манхэттена тяготила его.