И чем горячей припекало солнце, тем трудней ей давался каждый разговор с Джеком.
Талли выздоравливала и подумывала, не перейти ли ей в отдел по усыновлению. Пока она помогала Джеку. Она растирала для него краску, или приносила свежую, или готовила лимонад. Талли закрывала старыми простынями мебель, вытирала пыль и даже расчищала заросли перед окнами.
Бывали дни, когда Талли больше разговаривала с Милли, нежели с Джеком, который целиком ушел в работу.
Талли предлагала Милли взять отпуск… Хоть бы весь этот дом отправился в отпуск, будь он неладен.
Милли время от времени предлагала приготовить обед для Талли и Джека, но Талли всегда отказывалась. Для Талли и Джека обед сварит Талли. И она жарила пирожки, а Джек стоял у плиты и смотрел. Каждый день около полудня они устраивали барбекью. Гамбургеры, цыпленок, жареная кукуруза. Джек всегда ел с аппетитом, а вот Талли частенько куска не могла проглотить. После еды они возвращались к красками и кистям. Талли шутила, что не худо бы Джеку начать платить ей жалованье, как старательному подмастерью. Но это было вначале. После двух недель совместной работы все разговоры свелись к сочетаниям краски и обсуждению состояния окон. Но даже эти элементарные вещи едва доходили до сознания Талли, так мучили ее постоянные болезненные любовные фантазии.
Вечерами Талли стояла нагая перед зеркалом, гладила руками свое тело и шептала:
— Он хочет меня, он хочет меня, он не хочет меня, хочет меня, не хочет меня, хочет, хочет, хочет. Он хочет меня, я хочу его. Он хочет меня, я хочу его, он хочет меня, я хочу его, его, его, я хочу его.
А по утрам, когда раздавался звонок у двери, она снова босиком, через две ступеньки летела открывать.
Она взбиралась на стремянку, задерживаясь взглядом на его руках и лице, она подставляла локоток, чтоб он поддержал ее, когда она спускалась. Бывали дни, когда Талли надевала глухое платье и плотные чулки. Но бывали и такие, когда легкий халатик, или шорты и крошечный топ едва прикрывали ее тело. Бывали дни, когда она накладывала обильный макияж, а бывали и такие, когда она вообще обходилась без косметики. Она то подвязывала волосы, то распускала их по плечам, то завивала, то старательно распрямляла малейший завиток. Временами Талли садилась на голодную диету, а временами поглощала все без разбора. Она никак не могла понять, чем привлечь его, не понимала даже, привлекает ли она его хоть сколько-нибудь как женщина, потому что ровная приветливость Джека ничем не подсказывала ей, как унять мучительную боль, как утолить жажду.
Джек красил дом, а Талли занималась любовью с Робином. В этом лихорадочном состоянии ей требовалось куда больше секса. Робин, замотанный на работе, уставший, не всегда мог дать ей то, что ей хотелось. Но секс с Робином не приносил Талли удовлетворения, она желала Джека.
— Что ты делаешь, Талли? — спросил Джек как-то- утром в начале июля, зайдя в кухню и увидев, что Талли натирает льдом лицо и шею.
— Мне не нравится, как я выгляжу, — моментально залившись краской, ответила Талли. — Кожа должна быть гладкой и упругой.
Ночью Талли не могла заснуть, она сидела на подоконнике, смотрела на дорогу и думала о его руках. Как они управляются с веслами, как держат кисть, как гладят плечи Дженнифер! Его руки, что плескались в соленой воде, его руки, что пересыпали горячий песок, его руки, что касались Дженнифер! «Какое страдание, какое бедствие! — думала Талли. — Я хочу быть с ним. Я хочу, чтобы его губы целовали мои, я хочу испытать восторг при виде его нагого тела, я хочу, чтобы он разрешил мне чувствовать его нагое тело, разрешил сесть ему на живот и целовать его лицо. Я хочу касаться его, хочу испытать от этого восторг».
— Талли, Милли говорит, что вы позвали гостей по случаю четвертого июля, — сказал Джек.
— Ага, — подтвердила она.
Они стояли перед домом и смотрели друг на друга.
— Да, жалко, — сказал Джек наконец. — Было бы здорово, если бы гости могли увидеть дом уже готовым. Вот бы они охали и ахали.
«Было бы здорово пригласить и тебя, Джек. Ты бы делал гамбургеры, как ты делаешь их для нас с тобой каждый день».
— Это не гости. Так, родня, — сказала вслух Талли.
Собравшиеся вокруг барбекью гости действительно охали и ахали. Непокрашенной осталась только северная сторона дома — там, куда выходили комнаты Хедды. Но туда никто не заглядывал.
Робин и Талли вежливо улыбались, выслушивая комплименты. Талли развлекала гостей разговорами. Робин жарил мясо и креветки.