— О Джек, — прошептала Талли, — почему же ты тогда так долго ждал?
— Потому что я хотел быть уверенным в тебе. Я хотел, чтобы ты была уверена в себе. А почему ты так долго?..
— Я люблю тебя, Джек Пендел. Я не хотела, чтобы моя короткая-короткая жизнь превратилась в цепи боли.
Но Джек уснул под нею, под ее бедрами и губами. Немного спустя Талли тоже заснула, заснула прямо на нем. Почувствовав ее сонную тяжесть, проснулся Джек. Они снова занялись любовью, а после побежали под душ, а потом вернулись в постель, шепча друг другу ласковые глупости в полном изнеможении.
— Мне пора домой, — сказала Талли. — Надо же все-таки соблюдать приличия.
— Кому какое дело? — грубо возразил Джек. — Его самого никогда не бывает дома.
«Это правда, — думала Талли. — Но он работает или играет в регби. Это совсем не одно и то же».
— И все же… — нерешительно возразила она.
— И все же ничего. Ты не можешь уйти. Ты обещала, что все расскажешь.
Талли пихнула его локтем под ребро.
— Вовсе нет. Я спросила, что ты хочешь узнать.
— Я не знаю, — ответил Джек улыбаясь. — А что у тебя есть?
— Тут тебе не ресторан, — заявила Талли. — Спрашивай, или я в два счета засну.
— Расскажи мне о своем отце, — попросил Джек.
— Ну, папа какое-то время жил с нами. Понимаешь, они оба были бедными и необразованными…
— Вроде меня? — встрял Джек.
Она улыбнулась.
— Ничего подобного. Оба целыми днями работали на фабрике, и у нас никогда ничего не было. Но все было хорошо, потому что он был настоящим, прекрасным человеком. Он всегда целовал меня, желая спокойной ночи. Только, думаю, он никогда не знал, что со мной делать. Он едва умел читать и поэтому не мог учить меня. По- моему, он был единственным ребенком в семье и не знал, как со мной играть. Я думаю, для них обоих было большим облегчением, когда я пошла в школу. Когда мне исполнилось пять, они облегченно вздохнули, что я больше не буду околачиваться во дворе, пока их нет дома, и я пошла в школу. В это время родился мой брат. Они не сказали мне, что ждут ребенка. Просто принесли его и сказали: «Вот твой маленький брат».
Они назвали его Хэнком, уменьшительное от Генри. Он был прелесть. Такая умница. Совсем малыш, а уже личность. После школы я, Джен, и Джулия приходили играть с ним.
Мой отец, сам понимаешь, души в нем не чаял. Он, правда, и с ним не знал, что делать, не умел ни кормить, ни купать, ни играть. Но когда он смотрел на сына, у него даже менялось выражение, лица — сразу было видно, как сильно он его любит.
У папы и Хэнка были свои привычки. Каждую субботу и каждое воскресенье после завтрака они шли в лавку, где продавали сласти, и покупали газету и каких-нибудь леденцов. Мне очень хотелось ходить вместе с ними, и однажды я попросила папу взять меня с собой, но он сказал: «Натали, мы скоро вернемся. Мы что-нибудь принесем тебе, Натали».
Однажды субботним утром отец, как всегда, позавтракал с нами, потом сполоснул свою миску, обулся, обул Хэнка и сказал, как обычно: «Хэнк и я пойдем прогуляться. Мы скоро вернемся». Я сказала: «Возьмите меня». Он ответил: «Натали, Талли, мы скоро придем. И обязательно что-нибудь принесем тебе. Правда, Хэнк?» И Хэнк, которому только что исполнилось два года, пропищал: «Да, Тави хочет конфету».
Папа надел свою кепку и натянул маленькую панамку на Хэнка. Был июль — очень жарко и сухо. «Я скоро вернусь, Хедда», — сказал он, как говорил каждую субботу. Мать кивнула, даже не повернув головы.
«Оставь свою игрушку, — сказал папа Хэнку. — Мы скоро вернемся». Почти целый год, каждую субботу, они уходили гулять без меня, но в этот раз отец подошел ко мне и крепко поцеловал меня в лоб. Я видела его отражение в стеклянной дверце буфета. Его глаза были закрыты. Потом он взял на руки Хэнка, одетого в шортики, белую футболку и старые сандалии, прошел через кухонную дверь, спустился по ступенькам, вышел на улицу и завернул за угол.
Талли перевела дыхание, а Джек поглаживал пальцами ее ногу.
Прошло пятнадцать минут. Мама и я убрали со стола. Прошло полчаса, мы помыли посуду. Прошел час, потом полтора. Когда истекли два с половиной часа — был полдень, — мама сказала: «Я скоро вернусь». «Я с тобой», — сказала я. — «Я сказала, что скоро вернусь!» — И она ушла.
Какое-то время я сидела на кухне, потом вышла во двор, все время погладывая на улицу, не идут ли они. Потом вернулась на кухню, снова перемыла посуду. Помыла окна. Я перебрала всю мою одежду и упаковала сумку. Мне было семь лет. Я просто не знала, что будет дальше. Я ходила кругами и представляла себе их всех, всех, кто бросил меня одну: Генри, Хэнка и Хедду.