— Смотри! Черт, ты только посмотри! — закричал Джек. — Посмотри, что случилось с нашим озером!
На берегу выстроили пять новых домиков и еще два были почти готовы. Со времени постройки Вест Ридж Молл в Топике застраивалась в основном западная сторона, а о восточной будто забыли, и она превращалась в пустырь.
Они спустились к пристани.
— Озеро Шервуд почти все застроено, — сказала Талли.
— Да оно всегда было таким, — сказал Джек. — Но здесь всегда было пустынно. Дорогу даже никогда не мостили, а посмотри на нее теперь! — добавил он грустно.
Он зашел в воду прямо в шортах.
— Слушай, Талл, кто-то взял нашу лодку!
Она уселась на песок.
— Да ладно, она все равно была старая!
Джек вышел из воды, отряхиваясь.
— Это была наша с тобой лодка, — сердито сказал он, — какой мы стишок сочинили, помнишь?
— Мы сочинили целых три стишка, — улыбнулась Талли.
— Я имею в виду последний.
— Джек Пендел и Талли Мейкер в озеро вместе прыгнули, — ты это имеешь в виду?
— Да! — Он поцеловал ее в щеку. — Именно это. Джек Пендел и Талли Мейкер и Буми туда же кинули.
Талли подхватила:
— Они сказали: Смотри! Они сказали: Нырни!
— А дальше как?
— Разве ты не помнишь? Нам ничего не приходило в голову, и я предложила: Так тому и быть.
— А я что предлагал?
— Ты сказал: Пора уходить.
Джек покачал головой.
— Нет, мне в голову пришло еще кое-что: Они сказали: Смотри! Они сказали: Нырни! А ты, Талли, меня сейчас обними! Ну как тебе?
Она улыбнулась.
У меня тоже есть вариант. Может быть, там не все в порядке с рифмой, но… Они сказали: Смотри! Они сказали: Нырни! Жизнь быстротечна, но люблю тебя вечно.
Джек опрокинул ее на песок.
— Мне понравилось, — прошептал он ей в лицо. — Когда ты это придумала?
Талли позволила себя поцеловать.
— Еще тогда, — ответила она, — всю дорогу домой сочиняла.
Прошел июль и часть августа. Живот Талли все больше становился похож на баскетбольный мячик. Джек, как настоящий джентльмен, делал вид, что не замечает этого. «Он наверняка считает, что я просто слишком много ем», — решила Талли. Ей так хотелось, чтобы он спросил ее! Так хотелось сказать ему!
В конце августа она вдруг сообразила, что опять надвигается сентябрь и Джек опять уедет.
Во время одной из воскресных вылазок на озеро Вакеро Джек сказал:
— Талли, ты сегодня просто великолепна!
Она решила, что это подходящее начало.
— Может быть, это оттого, что я на шестом месяце беременности?
— Беременна? — пробормотал он. — Ты беременна?!
Джек не сказал ничего, даже не посмотрел на нее, но просто сел и начал бросать камешки в воду. Спустя какое- то время он спросил наконец:
— Это мой ребенок?
— Я не знаю, Джек, — ответила она. — Я очень на это надеюсь.
Он холодно посмотрел на нее.
— Ты же говорила мне, что, когда я здесь, ты с ним не спишь!
Талли, чувствуя себя неловко, пробормотала:
— Ну не так уж часто я с ним сплю…
— Талли! Ради Бога! Не так уж и часто! А ребенок? Когда он должен родиться?
— В начале января.
Он молча рассматривал свои руки, и вдруг лицо его просветлело.
— Может быть, это мой. Вашингтонский.
Да. Вашингтон. Этим летом они уже не говорили о том, о чем говорили в Вашингтоне.
— Ты вроде говорила, что дни были безопасные, — вспомнил он.
— Наверное, я ошиблась. Я же не Господь Бог. — Она стиснула зубы. Ребенок. Никто на всем белом свете не радуется ему. Никто.
— И что ты собираешься делать?
— С чем? — пробормотала она.
— Что ты собираешься делать с этим ребенком?
— Не знаю, — холодно сказала она. — А какой у меня, по-твоему, есть выбор?
Джек не ответил. Видимо, что-то в лице Талли остановило его, хотя, казалось, у него был ответ.
— Ну, хорошо. Второй вопрос. Что ты собираешься делать со мной?
— Я хочу уйти с тобой.
— Тогда уйдем сейчас.
— Я не могу сейчас.
— Нет можешь. Собери чемоданы. Скажи Робину, что ты уходишь от него. Забери Бумеранга и уходи.
Она покачала головой. Или это просто нервное?
— Я не могу сейчас уйти, — повторила она. — Тебе некуда привести нас, нам негде жить вместе. Ты сам это говорил. Я без работы и двое детей. Никакой страховки — вдруг что-нибудь случится? Нет, я хочу подождать, пока родится ребенок.
— Нет, — возразил Джек. — Я так не хочу. Что может случиться? Ты что, когда ребенок родится, поймешь, что он — его?