— Смотри, папа, она так похожа на маму! И волосики светлые! Интересно, какого цвета у нее глазки?
У ребенка действительно были беленькие волосики.
— Думаю, что у нее и глаза мамины, — сказал Робин. — Ну, пошли, Бумеранг. Пора домой.
Вечером, когда Робин укладывал Буми спать, мальчик спросил:
— Папа, а мама поправится?
— Конечно, поправится.
— Я знаю, почему ты не очень радуешься ребеночку. Потому что переживаешь за маму?
— Ну разумеется, поэтому, — сказал Робин. — И я, — с трудом добавил он, — я очень рад ребенку.
Потом Робин сел в кресло-качалку в детской и долго прислушивался к тому, как ворочался и вздыхал его сын.
— Папа! — позвал Бумер.
Робин открыл глаза.
— Папа, я вот что подумал. Ведь малышке будет трудно произносить имя «Бумеранг», как ты думаешь? Такое длинное имя. Может, вам с мамой стоит называть меня Робин? Это ведь мое имя, да?
— Разумеется, это твое имя, дорогой, — сказал Робин, вставая и подходя к кроватке. — Но мы всегда называли тебя Бумерангом. Это тоже твое имя.
— Да, я знаю, папа, — вздохнул Буми, отворачиваясь. — Но Дженнифер его не выговорит.
Новогодний вечер перешел в день. Просто очередной понедельник. Утро понедельника, день понедельника, вечер… Пульс у Талли был частый и слабый, давление падало. Она все еще не очнулась, и кровотечение не прекращалось. В понедельник ей сделали еще два переливания крови. Вечером кровь сдал Робин. Он не стал спрашивать, кто сдавал кровь утром.
Фамилию на квиточке в детском отделении заменили. Дженнифер Пендел Де Марко — вот и все, что уступил Джек Пендел Робину. «Что обо всем этом скажет Талли? — подумал Робин. — Надеюсь, она скоро придет в себя. Мне надо зарегистрировать рождение ребенка».
Воскресным вечером позвонила Шейки. Просто так, но Бумеранг, то есть Робин-младший, сказал ей, что у Талли родился ребенок. Лучше бы он этого не говорил. Шейки несколько минут выражала свой восторг, а потом поинтересовалась, как чувствует себя Талли. Робин солгал. Он сказал Шейки, что к Талли в реанимацию никого не пускают, а ребенок в карантине во избежание инфекции, и его тоже нельзя увидеть.
— Да она никогда мне не простит, если я не навещу ее и ребенка, — сказала Шейки.
— Не волнуйся, Шейки. Она незлопамятна.
Утром в понедельник Робин отправился в клинику и остался там до вечера. За Буми присматривали Хедда с Милли. Милли заехала в клинику и сказала, чтобы он не волновался, она останется у них на ночь. «Господи, спасибо тебе за Милли!» — подумал Робин.
Милли погладила Робина по рукаву и сочувственно сказала:
— Не волнуйтесь, мистер Де Марко. Все еще образуется и наладится. Мы за вас молимся.
Робин не был уверен, что правильно понял Милли. Он сомневался, что Милли имела в виду здоровье роженицы. Она сказала, что молится за него, а не за Талли.
Робин сидел в комнате ожидания то один, то с Джулией и пытался ни о чем не думать. Иногда он спускался вниз, в кафе, чтобы выпить что-нибудь или купить тиленол — унять ноющую боль повыше левого уха. О еде не было речи. Когда вечером давление у Талли опять упало, вопрос о возвращении домой тоже отпал. Талли ввели еще дозу сульфатов, и, когда ее руки уже не были такими горячими, Робин задался вопросом: «Значит ли это, что ее состояние улучшилось?» Судя по выражению лица доктора Бруннера он понял, что — нет. Он не хотел уходить из реанимации, но его настойчиво попросили. Видимо, к Талли рвались другие посетители.
Робин задремал в кресле, голова его свесилась набок. Но он поминутно просыпался. Сигнал интеркома будил его. Он вздрагивал всякий раз, ожидая услышать:
— Мистер Робин Де Марко, просим вас пройти в реанимацию на четвертом этаже.
Для размышлений времени было достаточно. К счастью, Джек нашел себе другую комнату ожидания, и Робин в основном сидел в одиночестве. Иногда он размышлял в детском отделении, держа маленькую Дженнифер на руках.
— Мамочка будет гордиться тобой, моя маленькая, — шептал Робин, гладя завитки волос на голове девочки. — Думаю, она хотела, чтобы Бумер был похож на нее. Но это даже лучше, что похожа на нее именно ты. Потому что ты — девочка, и вообще…
А иногда Робин думал так: почему Джек записал ребенка именно на свою фамилию? Был ли он год назад здесь? Или он не покидал Топику? Робин отсчитывал девять месяцев. Апрель. Апрель — не лучший месяц для покраски, черт возьми! Почему он назвал свою фамилию?