— Мистер Де Марко, извините нас. Я забыл предупредить вас о мониторе кардиографа. Сердечные сокращения — сорок в минуту — действительно очень низкие, и монитор их воспроизводит так, что слушать неприятно…
Робин так и сидел с голой грудью. Он перебирал пуговицы на рубашке.
— Это звучало… так неравномерно, — произнес он, запинаясь.
Доктор Бруннер откашлялся, потом соединил кончики пальцев, как перед молитвой.
— Мистер Де Марко, ее сердцебиение действительно неравномерно. Абсолютно. Пульс упал до тридцати пяти. — Он опустил голову и понизил голос. — : У нас в часовне есть священник, и если вы…
— Черт вас побери!!! — взорвался Робин. — Не говорите мне про священника! Лучше помогите ей!
— Мы сделали все что в наших силах. Мне очень жаль. Может быть, у вас есть знакомый священник…
Робин смотрел перед собой невидящими глазами. Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твое…
— Я не могу ее покинуть, — сказал он.
— Да будет Господь с вами и с нею, — сказал доктор Бруннер.
Господи, царапает, царапает, ЦАРАПАЕТ!!!
— Да, — произнес Робин как-то невнятно. — Но я не могу оставить ее.
— Робин!
Он обернулся. За ним стояла Джулия. Она вытирала глаза.
— Отец Маджет, Робин. Отец Маджет. Поезжай и привези его, — сказала она.
— Джулия, вот ты сама поезжай и привези его.
Джулия опустила глаза.
— Я не могу, Робин… — она плакала. — Я не могу…
— Поезжай и привези его, если ты так этого хочешь, Джулия, — прошептал Робин, пытаясь говорить ровным голосом.
— Я не могу, Робин! Я тоже не могу оставить ее! Из-за нашей Дженнифер, из-за Талли! — говорила она плача. — Она ведь и моя тоже, Робин! Я знала ее задолго до того, как вы все ее узнали! Талли — она и моя тоже, пойми, — прошептала она.
В девять сорок Робин снова вошел в бокс. Он не стал подходить, просто стоял и смотрел на Талли. «Все еще будет хорошо, Талли, — подумал он. — Все еще будет хорошо, дорогая моя. Господь сжалится над тобой и сохранит тебя и меня…»
Господь — мой пастырь, и своей воли я не имею… Он успокоит меня на зеленых лугах и приведет меня к спокойной реке…
Но тревога внутри не утихала. «Стекло бокса, может, и непробиваемое, но звук оно пропускает. И я ясно слышу, хотя пелена и застилает мои глаза, я слышу скребущий звук монитора кардиографа, я слышу, как он удаляется, удаляется, и я чувствую себя таким одиноким. Одиноким, одиноким, одиноким…»
Робин сморгнул и быстро посмотрел направо, потом налево.
Слева он увидел Джека. В первый раз после того разговора в воскресенье в комнате ожидания.
Робин с трудом сглотнул, пытаясь протолкнуть застрявший в горле комок.
— Ей хуже, — сказал он Джеку.
— Я знаю, — ответил Джек.
Робин посмотрел на него повнимательней. Джек был небрит, глаза его были воспалены, с черными кругами от недосыпания. «Он чувствует то же, что и я», — подумал Робин. Господь мой пастырь…
— Что с ней? — спросил Робин.
— Потеря крови, — сказал Джек. — Я толком не знаю.
— У нее крови больше, чем мы с тобой ей дали. Тут что-то еще. У нее сепсис, и никто не знает отчего.
Джек приподнял голубую хирургическую маску. Робин заметил, что руки у него дрожат. Джеку пришлось повозиться, пока он не пристроил маску как следует.
— Я ничего не знаю, парень. Что я могу сказать? Все вроде было нормально и чисто, и казалось, все будет хорошо…
— А они… кто-нибудь говорил с тобой про это?
— Да, в воскресенье. С тех пор — ни разу.
Робин покачал головой.
— Что-то они просмотрели. И они, и ты. Есть что-то, о чем вы все забыли. Должно быть. Она умирает, потому что ты что-то проглядел.
Джек уставился в пол.
— Я рассказал им все.
Робин подошел к нему поближе. Он не отводил взгляда.
— Ну подумай хорошенько, — прошептал он, — попытайся вспомнить!
Джек повел плечами и подошел к двери бокса.
— Я все им рассказал. Все, что знал. Что я вообще понимаю в детях?
«Да, ты только знаешь, как их делать, ублюдок», — подумал Робин. Он вошел в бокс следом за Джеком.
— Только по одному, — сказала сиделка, уставясь на них обоих и время от времени поднимая брови.
— Я же сказала — по одному!
Робин оттолкнул ее.
— Пойдите и нажалуйтесь доктору Бруннеру, если хотите. Все равно она нас не слышит.
— Вы ее беспокоите.
— Кого? — не выдержал Джек. — Кого мы можем беспокоить, сестра Рэтчед?!