Робину хотелось курить, но он не смел выйти из комнаты. Но, Господи, как хотелось курить! «Песня Кэти», — подумал он. — Песня Талли… И вот я пришел к сомнению, ко всему, что я почитал за истину, я стою один без веры, и все, во что я верю, — это ты…
Он вытащил зажигалку и щелкал ею, размышляя. Прости нас грешных… «Так, что еще я помню? Спасибо, мама, за то, что привела меня в церковь, когда я еще был ребенком, и за то, что заставляла меня учить эти молитвы, в которых я не нуждался все мои тридцать лет».
От всех зол и несчастий; от греха и от мук вечных, Великий Боже, помилуй нас. От слепоты сердца нашего, от гордыни; от зависти, ненависти и злобы; от блуда и всех других смертных грехов, от всех обманов мира, от войны и убийства, и от внезапной смерти… Всеблагой Боже, избави нас. Я так надеюсь, Талли, что ты не умрешь и не оставишь меня в одиночестве, как она оставила тебя и сделала одинокой…
Прошло еще два часа. Сто тридцать девять минут. Восемь тысяч триста сорок секунд… сорок одна… сорок две… сорок три…
Вошел доктор.
Робин и Джек встали. Джулия осталась сидеть.
— Все хорошо, все в порядке, — сказал доктор Бруннер, снимая хирургические перчатки. — Теперь можете быть спокойны. Она выкарабкается.
Робин упал в кресло. Но Джек продолжал стоять.
— Это ведь была плацента, да?.
— Да, мистер Пендел. Вы оказались правы. Часть плаценты осталась в матке. Эндометрия. На рентгене ее практически невозможно увидеть. А поскольку орган мертвый, он очень быстро разлагается, создавая ряд проблем, как вы уже знаете. Кровотечение, высокую температуру, сепсис, кроме того, серьезные повреждения самой стенки матки. Матка у миссис Мейкер всегда была слабая и нездоровая. У нее и раньше были проблемы с отделением плаценты. На этот раз, рожая дома, она попала в отчаянное положение. Но теперь все позади. Пульс уже поднялся до пятидесяти пяти и продолжает расти. Давление по-прежнему низкое, но все будет хорошо. Да, вот еще что… — Доктор Бруннер повернулся к Робину. — Чтобы спасти ее, матку пришлось удалить. Все остальные органы целы, но матку она потеряла. Я сожалею, — добавил он, отворачиваясь от Робина. — Еще раз спасибо вам за сданную кровь, джентльмены. И за вашу помощь, мистер Пендел, — добавил доктор Бруннер, пожимая ему руку.
Джек пожал ее в ответ. Робин откинулся в кресле. Был час ноль пять дня, второго дня нового 1990 года.
4
Робин вернулся домой ночью в среду. За Бумерангом ухаживали сразу три женщины: Милли, заламывающая бровь и повторяющая про себя молитвы о Робине, Хедда, прохромавшая в кухню, чтобы спросить, не хочет ли Робин поесть, и Шейки, которая укладывала Бумеранга спать.
— Спасибо, Шейки, — благодарно сказал Робин.
Шейки дотронулась до его руки.
— Как Талли?
Больше никто про Талли не спросил. Может быть, Шейки молилась за Талли?
— Замечательно, — сообщил Робин. — Скоро ты сможешь навестить ее и ребенка.
— Она все еще без сознания?
— Ей уже лучше, — сообщил Робин, складывая губы в подобие улыбки.
— Ты говорил со мной так раздраженно вчера вечером, когда звонил мне по телефону, — заметила Шейки. — С ней действительно все в порядке?
— Все хорошо. Я просто немного устал, вот и все, — сказал Робин, подавляя зевок. — Уже поздно.
Вскоре он уже сидел у кровати сына.
— Как мама, па? — спросил Бумеранг.
— Ей гораздо лучше, Буми. Ох, прости, Робин, РОБИН. Она скоро придет в себя.
— Вот она удивится, когда узнает, что у нее родилась девочка, правда, папа?
— Она будет просто поражена, — согласился Робин.
— Ребеночек просто прелесть, — сказал Бумер. — А когда она начнет говорить и все такое?
— Скоро, может быть, на следующей неделе, — сказал Робин.
— На следующей неделе? Уходи, папа. Я лучше спрошу маму, а то ты совсем ничего про детей не знаешь.
Робин улыбнулся. «Всегда кажется, что прошла всего неделя, — подумал он. — Всего неделя, прежде чем она тоже скажет что-нибудь вроде: «Уходи отсюда, папа». Интересно, скажет ли она это мне?»
— Робин-младший, — прошептал он. — Я так счастлив, что ты у меня есть, сынок.
— Папа, — сказал Бумеранг, отворачиваясь, — прекрати целовать меня. Спокойной ночи.