Изредка Талли разговаривала с Милли. Очень редко. В основном она просто валялась в постели. Милли входила, открывала окна.
— Как погода, Милл? — могла спросить Талли.
— Холодно, миссис Де Марко, — отвечала Милли. — Холодно.
— Два раза одно и то же повторяет, — бормотала Талли.
Робин наконец-то вернулся на работу. Больше ничего он для нее сделать не может, думала Талли. Пусть лучше идет и зарабатывает деньги. Талли много спала, потом ворочалась в постели, глазела из окна, покрашенного когда-то Джеком. Часто трогала пальцами вертикальный шрам на животе, который живо напоминал ей о том, что Бумеранг и Дженнифер — ее единственные дети и других не будет.
Талли не могла собраться с силами и позвонить Джеку. Знала, что он ждет ее звонка, и просто не могла позвонить. Она не представляла себе, что скажет ему. И точно так же не знала, что сказать Робину. Талли разговаривала с Милли и Бумерангом. Еще она шептала разные ласковые слова маленькой Дженнифер. С Хеддой Талли совсем не разговаривала, даже когда мать приходила к ней в спальню спросить, не надо ли ей чего. «Милли приносит мне все, что нужно», — отвечала она, не поворачивая головы.
В начале февраля Талли наконец разрешила прийти Джеку. И то только потому, что испугалась: если не позвать его сейчас, он бросит ее и уедет в Калифорнию.
Талли не стала никуда отсылать Милли. Какой смысл, если Хедда все равно рыщет в доме? Талли даже встала с постели, приняла душ и оделась — ради него. Но вниз она спускалась медленно, словно заново училась ходить.
Хедда и Милли сидели на кухне и с удивлением посмотрели на нее.
— Мама, не могла бы ты уйти к себе в комнату? Сейчас приедет Джек. Милли, а почему бы вам не сделать перерыв? Пройдитесь по магазинам или еще куда-нибудь. — Талли с трудом говорила. Стоять было тяжело. Она держалась за живот.
— Ты уверена, что этот человек должен войти в этот дом? — спросила Хедда. Милли молча рассматривала чай в чашке.
— Мама, я хочу, чтобы ты ушла к себе. Я не хотела, чтобы ты тут жила, но раз уж ты здесь…
— Что ты творишь, Талли? — сказала Хедда. — Что ты творишь?
— Я не собираюсь перед тобой отчитываться. А теперь, мама, пожалуйста, у меня нет сил с тобой препираться. Пожалуйста, уйди.
Хедда встала, но перед тем, как выйти, произнесла:
— Сейчас ты еще отвратительнее, чем раньше.
— Да, и при этом еще от тебя не завишу, — сказала Талли.
Хедда вышла. Талли посмотрела на Милли, которая все еще сидела, уставившись в свою чашку.
— Идите, Милли, все будет в порядке. И не осуждайте меня.
— Нет, миссис Де Марко, я вас не осуждаю, — сказала Милли. — Я хочу помочь. Но что скажет мистер Де Марко?
— Надеюсь, как можно меньше. Вы можете помочь мне, а заодно и Шейки. Идите в «Шанель», найдите Шейки и дайте ей деньги. Она взамен даст вам губную помаду.
Прозвучал звонок, и сердце Талли дрогнуло, потом остановилось, потом снова дрогнуло и чуть не разорвалось от счастья, когда она увидела его. Она пробормотала «привет» и пропустила его в дом.
Они поднялись наверх к Дженнифер. Раньше в этой комнате занимались спортом, а теперь переоборудовали под детскую. Кроватка Дженнифер стояла в дальнем углу.
Талли взглянула в окно и вспомнила, как однажды жарким июлем стояла снаружи на стремянке с кистью в руке.
Джек прижал к себе Дженнифер, покачал ее, положил на пеленальный столик и снял с нее ползунки и пеленки. Он внимательно рассмотрел ее голенькую — ее личико и тельце, носик, губы, глаза и лоб, головку с тоненькими волосиками, шейку и плечики, ручки с маленькими пальчиками, живот и ножки, даже ступни. Талли почувствовала себя уставшей. И сломленной.
— Посмотри, — спокойно сказал Джек, — посмотри, — он показал на ее пальчики на ногах, толстенькие и широкие. — Разве могут быть сомнения в том, чей это ребенок?
Талли смотрела в сторону.
— Нет, — отозвалась она, — сомнений быть не может.
Джек поменял Дженнифер пеленки, одел ее, и они все втроем спустились вниз. Талли подогрела бутылочку и дала Джеку, чтобы он покормил дочь.
— Как дела? — спросил он ее.
— Прекрасно! — Она постаралась, чтобы голос ее звучал весело. — А у тебя?
— Нормально. Сама понимаешь, почти ничего не делаю. Я не так уж занят, как ты.
— Ты всегда тяжело переживаешь зиму, верно?
Он погладил Дженнифер по головке.
— Я вижу, ты с ним еще не переговорила.
— Я пока к этому не готова.
— Ну конечно, нет. А мне что прикажешь делать? Я не могу сюда приходить, он вправе пристрелить меня за вторжение.