— Не шали, — внушительным басом сказал он.
— Вчера вы тоже здесь были? — спросил я.
— Кому какое дело? — пробормотал пьянчуга, со страхом глядя на мундир Прудникова. — Я свободный гражданин. Ничего не нарушаю.
— Граждане в кустах не спят, — сказал ему городовой. — У них дома есть.
— А мне, может, так удобнее, — огрызнулся пьянчуга.
— У него там настоящее логово в кустах, — сообщил нам городовой. — По всему видно, здесь он и живет.
— Значит, вчера вы тоже были здесь, — кивнул я. — Может быть, видели что-то подозрительное, каких-то посторонних людей?
— Ничего я не видел, — с вызовом ответил пьянчуга, и я отчетливо понял, что он мне врет.
Подойдя ближе, я принюхался и с удивлением уловил знакомый запах. От пьяницы пахло дорогим коньяком. Я не мог ошибиться. Точно такой же коньяк стоял в шкафчике у меня в кабинете.
— Принесите-ка бутылку, из которой он пил, — сказал я городовому.
Городовой передал пьянчугу Прудникову, а сам снова полез в кусты.
— Вот она, ваше благородие, — крикнул он, выбираясь обратно. — Тут еще осталось несколько глотков. Я такой коньяк только на витрине видел, мне он не по карману.
— Вижу, у вас хороший вкус, — с улыбкой сказал я пьянчуге.
— А что такое? — насторожился он.
— Этот коньяк стоит довольно дорого. Где вы взяли на него деньги?
— Обыщи его, — велел Прудников городовому.
Городовой умело обшарил карманы пьянчуги.
— Золото, ваше благородие, — удивленно сказал он, показывая нам золотые монеты.
— Это мое, — угрюмо пробубнил пьянчуга, — я ничего не крал, честно нашел.
— Что вы нашли? — заинтересовался я.
— Цепочку, — неохотно ответил пьяница, — нашел и продал. А что, не имею права?
Прудников встряхнул пьянчугу, как пустой мешок.
— Говори, где взял цепочку? — прорычал он.
— Не помню, — защищался пьянчуга.
— Ничего, в камере вспомнишь, — привычно поморщился Прудников.
И толкнул пьянчугу к городовому.
— Забирай его.
— Погодите, — сказал я, — нет смысла терять время. Предлагаю договориться. Вы рассказываете нам, где нашли цепочку, а мы вас отпускаем.
Пьянчуга недоверчиво посмотрел на меня.
— Здесь рядом ограбили ювелирную лавку, — объяснил я. — Мы уже знаем приметы грабителей, так что обмануть нас вы не сможете. Но за помощь следствию мы вас отблагодарим. Вы даже сможете оставить себе эти деньги.
Я кивнул на золотые монеты.
— Так не полагается, Александр Васильевич, — возразил Прудников.
— Ничего страшного, — улыбнулся я. — Если что, я возмещу убытки, и никто об этом не узнает.
— В самом деле отпустите? — уточнил пьянчуга.
— Даю слово, — кивнул я. — Показывайте, где вы нашли цепочку.
— Да вот здесь, возле люка, — пьянчуга показал куда-то в центр двора.
Я посмотрел туда, и среди вытертой брусчатки заметил темное пятно чугунной крышки.
— Вот туда они полезли, — хрипло сказал бродяга. — Я из кустов все видел. А как они в люк юркнули, я подошел посмотреть. Вижу, цепочка блестит. Ну, я ее и подобрал.
— Так вы видели грабителей? — улыбнулся я. — Можете их описать?
— Их четверо было, — сказал пьянчуга, — и все с мешками, махонькие такие.
Он показал ладонью рост грабителей.
— Но ловкие, как обезьяны. Крышку откинули и нырк туда, а потом люк за собой закрыли.
Я торжествующе посмотрел на Прудникова.
— Вот вам и свидетель, Степан Богданович.
— Это еще ни о чем не говорит, — поморщился Прудников. — Да и где мы теперь будем их искать? Это же городская канализация, Александр Васильевич. Она тянется под всей Столицей.
— Нужно спуститься в люк и все там осмотреть, — сказал я. — Внизу могут найтись какие-нибудь следы.
— Меня-то отпустите, — напомнил о себе пьянчуга. — Я же вам все рассказал.
— Отпустим, — улыбнулся я и с любопытством спросил, — а почему вы купили такой дорогой коньяк?
— Люблю шикарную жизнь, ваша милость, — приосанился Пенчуга. — Один раз живем.
— Теперь поживешь у меня в кутузке, — пригрозил ему Прудников.
Я покачал головой.
— Не стоит, Степан Богданович. Я дал этому господину слово, что мы его отпустим.
— Но это же свидетели, Александр Васильевич.
— Ничего страшного, — улыбнулся я. — Все, что ему было известно, он уже рассказал.
Городовой отпустил пьяницу и сдвинул решетку люка в сторону.
— Тяжелая, — пожаловался он, роняя чугунный блин на мостовую.
Во дворе раздался гулкий звон. Перед нами открылся черный провал канализационного люка. В стену вместо ступенек были вмурованы ржавые скобы. Далеко внизу тихо булькала вода. Пахло из люка так же отвратительно, как за занавеской в камере Жадова.