Днём Пётр Акимович поднялся к дочери. Лена лежала на боку лицом к стене и водила пальцем по узору итальянских обоев. Пётр Акимович нагнулся и поцеловал её в висок.
Дочь вздрогнула всем телом и повернувшись к отцу, слабо улыбнулась:
— Со мной всё в порядке, папенька. Не беспокойтесь.
Но бледность её напугала отца.
— Леночка. Мне необходимо быть на службе сегодня в полдень, — извиняясь, сказал он. — Впрочем, я никуда не поеду. Лучше останусь с тобой.
— Нет, папенька, Вы уж поезжайте. Я отлежусь немного и встану. Мне уже совсем хорошо, — и она села в кровати.
С тяжёлым сердцем отец поцеловал её ещё раз и, наказав Наташе глаз с неё не спускать, поехал в ведомство.
Глуповатая Наташа тотчас после папенькиного отъезда была отправлена в кондитерскую лавку, где она часами могла разглядывать бисквитные дворцы и бонбоньерки с цветным монпансье. Лена дала ей денег и отправила за шоколадом, до которого та была большая охотница. Добрая девушка ничего не заподозрила. Едва за ней закрылась дверь, Лена надела тёмное платье, шляпку с вуалью и была такова.
Она крикнула извозчика и села в коляску, попросив отвезти её за площадь, там вторая улица, и остановить у дома с атлантами.
— Чаво? — не понял извозчик. — До площади отвезу, а там, не взыщи. Не знаю я никаких атланов!
Как могла, Лена объяснила, что это большие полуобнажённые статуи, там рядом ещё лавка есть, мясная. Она вспомнила, что в прошлый раз её замутило от духа крови, идущего от лавки мясника.
— А! Ну так бы и сказали, про каменных мужиков, барышня. А то атланы какие-то! — крутанул башкой в промасленной шапке извозчик и щёлкнул кнутом.
Он высадил её у лавки. Здесь стоял всё тот же запах, теперь не вызывающий у Елены отвращения. Она нырнула в сырую подворотню и оказалась в том самом дворе, что так не понравился ей в первый раз. Стукнув в нужную дверь медной колотушкой трижды, она долго ждала, но никто так и не открыл.
Тогда она толкнула дверь — та оказалась не заперта. Девушка оказалась в тёмном холле и остановилась в раздумье. Справа была галерея с унылыми пейзажами, преимущественно ночными. Всё это она уже видела. Елена решительно направилась к лестнице и, поднявшись на второй этаж, увидела несколько дверей. Прямо, несомненно, гостиная. Или спальня? Она распахнула двери и оказалась в небольшой комнате, убранной по-восточному. Половину комнаты занимало возвышение с наваленными на него подушками разных цветов и размеров. На низком столике стоял поднос с прибором для курения и маленькая жаровня с песком для приготовления кофе. На одной из стен разместилась коллекция холодного оружия: кривые сабли и ятаганы. Лена повернулась и вышла, аккуратно прикрыв за собой сдвоенные двери.
Её буквально тянуло к одной из дверей… Что, если он там?! Девушка осторожно постучала и, не получив ответа, вошла. Это, несомненно, была его комната, одновременно и спальня и кабинет. Окна закрывали плотные занавески, создавая прохладный полумрак.
Слева от окна был устроен неширокий альков. И там, в углублении, обрамлённый оплывшими свечами, виднелся потрет дамы в старинном платье. Леночка подошла, чтобы рассмотреть портрет поближе, и оторопела: на неё с полуулыбкой смотрела ослепительной красоты женщина.
— Это Фиби, — послышался за спиной хорошо поставленный женский голос. – Да, да. Ваш Владимир разве не говорил вам, что уже женат?
Лена вздрогнула, обернулась и увидела красивую темноволосую женщину в красном платье, которая словно сошла с портрета. По описанию она походила на княгиню. Леночка наводила справки о ней.
— Вы… княгиня Вельяминова? — пробормотала Елена.
— Можешь называть меня и так! Фиби меня называли при дворе, там всем фрейлинам давали клички, точно болонкам! — улыбнулась красавица. — Моё имя Мари Анна. Марианна!
Она повернула девушку к себе, жадно вглядываясь в её черты.
— А ты ничего. Но я намного красивее тебя. Твой козырь— юность, но она так быстротечна! Лишь истинная красота вечна!
— Но, я читала, что вы... что вас... сожгли! — робко сказала Лена.
— Тогда сгорела не я, а совсем другая девушка, мир её праху. У всего есть своя цена. Когда-то я, ценой своей жизни спасла Влада... Пришлось умереть, чтобы мы могли жить вечно!
— Но тогда получается, что он лгал мне? И он... меня не любит?
Фиби с грустной улыбкой подошла к девушке и коснулась её плеча:
— Ему кажется, что любит. Он внушил себе, что только рядом с тобой чувствует себя живым. Подобное помешательство происходит с ним всё чаще. Наверное, это плата за бессмертие. Не ты первая, не ты последняя...
— А что с теми девушками, которые были до меня? - похолодев, спросила Елена.