Сегодня она нарушила и это правило, и ощущение свободы и какого-то бесшабашного бунтарства бурлило в её крови. Владимир, поцеловав её впервые, был ошеломлён: вместо звонкой, но такой ожидаемой оплеухи он получил то, о чём грезил последние дни: девственный поцелуй Леночки.
Они долго бродили по ботаническому саду, где в кадках были высажены экзотические растения со всех уголков света, и юноша рассказывал девушке о стране, откуда было родом то или иное растение, а она слушала его, открыв рот, ловя себя на мысли, что любит… любит… любит его.
Владимир нанял карету и приказал ехать на Главную площадь. Несмотря на то, что внутри было прохладно, молодым людям стало жарко. Он поцеловал её снова, на этот раз без намёка на девственность. И она ответила ему, подалась навстречу, уверенная, что ничего плохого с ней и быть не может. Главное, что он, её Владимир, рядом. Целуя его, она вдруг почувствовала боль и металлический привкус во рту. Она оттолкнула его. Он, тяжело дыша, смотрел на неё каким-то чужим, диким взглядом.
— Ты сделал мне больно! — она смотрела на него, в расширенных зрачках он прочёл изумление и страх.
— Прости, прости меня, любимая. — смутился он. — Я… меньше всего я хотел причинить тебе боль!
Целуя её руки, Владимир уверял, что подобное никогда не повторится. И влюблённая девушка вскоре забыла об этом происшествии.
Карета остановилась на одной из улиц, где раньше Леночке бывать не приходилось. Владимир подал ей руку, и они пошли в сторону угрюмых атлантов, подпирающих крышу крыльца нарядного дома. Но путь их лежал не туда, и Лена была несколько разочарована: дом с атлантами ей очень понравился.
Они прошли в тоннель, ведущий вглубь дворов, настолько длинный, что видимый просвет был с пятачок. Звук шагов отталкивался от стен. Вынырнув на свет, молодые люди оказались во дворе, окружённом со всех сторон серыми домами с редкими и узкими окнами. В центре двора, на песчаной насыпи, был правильной формы цветник того же унылого цвета, что облицовка зданий, и уродливое почерневшее дерево, напоминавшее ведьму, вытянувшую вверх свои руки со скрюченными пальцами. Вокруг не было ни души, и тишина была такой разящей, что звенела в ушах. Леночке стало не по себе.
— Владимир, отвезите меня домой, пожалуйста. Маменька, наверное, уже волнуется, — робко попросила она.
Чернов вместо ответа привлек её к себе, ничуть не опасаясь, что их могут увидеть.
— В таком виде вам нельзя домой! — он вдохнул запах её волос, завязал их ленточкой, которую выдернул из собственных, заставив их рассыпаться по плечам. — К тому же, мы пришли.
Он повёл Елену к тёмному, похожему на пещеру входу, назвать который "парадным" язык не поворачивался.
— Давно вы здесь живете? — спросила Елена, с тревогой оглядываясь.
Это место нагоняло на нее неясную тоску, здесь даже дышалось с трудом— воздух казался тяжёлым и затхлым.
— Редко, только когда останавливаюсь в этом городе.
Владимир стукнул в дверь трижды. Послышалось бряцанье ключей, и показался лакей в фиолетовой ливрее с чёрными галунами.
Увидев рядом с хозяином девушку, слуга удивился, если не сказать испугался. Он прошептал что-то в ухо Владимиру, из чего Леночке удалось разобрать «княгиня». Владимир побелел:
— Я говорил ей не раз, что нельзя наносить визиты, когда заблагорассудится! — оттолкнув лакея, он пропустил Елену внутрь.
— Я хочу домой. Давайте я зайду к вам в другой раз… — слабо протестовала девушка. — Она едва держалась на ногах, от непонятного, сковавшего её страха.
Но Владимир словно не слышал её:
— Располагайтесь, прошу. Рене проводит Вас в галерею. Оцените мою коллекцию картин, я скоро вернусь, — и он мгновенно поднялся по лестнице наверх.
Изумлённая Елена подумала, что ей привиделось. Человеку невозможно двигаться с такой скоростью!
Лакей тем временем принял её шубку и повел гостью в галерею, стены которой украшало множество картин.
Распахнув двери, Владимир увидел княгиню: она возлежала на подиуме, по-восточному убранному множеством подушек, во взгляде скользила насмешка.
— Браво, Влад. Браво! Быстро же тебе удалось заманить птичку в ловушку!
Она встала и церемонно хлопнула несколько раз в ладоши.
— Надоела небось животная кровушка! Захотелось девичьей, м?