Она с сожалением на секунду отстранилась, чтобы спросить его:
— Ты хоть знаешь, кого целуешь?
— Подсолнух, — прошептал он и открыл глаза, — точно, я так и знал.
Блайт улыбнулась.
— Надо вставать, — вздохнула она. — Рабочие уже приехали.
Он несколько секунд удивленно смотрел на нее.
— Так, значит, это был не сон?
— Ты еще спрашиваешь?
Он погладил ее по щеке.
— Ты настоящая. И благоухаешь как цветок. И выглядишь как цветок. Ты просто чудо.
— И этому чуду пора вставать, — повторила она снова уже не так уверенно.
— Блайт, — он с подозрением поглядел на нее, — а ты занималась этим раньше?
Она постаралась, чтобы ее голос звучал беззаботно:
— А как ты сам думаешь?
Он всматривался в ее лицо, пока она не опустила глаза под его изучающим, внимательным взглядом.
— Мне кажется, нет, — тяжело произнес он.
Блайт не стала лгать Джасу.
— Я уже говорила тебе, что никогда не спала с Чарлзом. — Она подняла на него открытый взгляд. — Так вот, я вообще ни с кем никогда не спала.
Джас закрыл глаза.
— Твои родители мне доверяли.
— Они верили, что ты не станешь ко мне приставать. То, что произошло вчера, — это мой выбор. И мне не нужно для этого их разрешения.
Джас открыл глаза и приподнялся, опираясь на локоть. Он с нежностью смотрел на нее.
Откидывая волосы с ее лица, он пробормотал:
— Ты такая юная. Трудно поверить, что ты и вправду знаешь, что делаешь.
— Я знаю, что делаю, — твердо заверила его Блайт.
Но он все еще смотрел на нее с беспокойством.
— Ты слишком доверчива. Ты же почти ничего обо мне не знаешь.
— Так расскажи о себе, — попросила она.
Еще одна машина подъехала к дому. Джас поднял голову и прислушался. В отдалении снова заиграло радио, а потом раздался громкий стук.
— Дела спать не дадут. Ты права, нам пора вставать.
Глава восьмая
Блайт работала, а ее сердце радостно пело. Она гадала о том, что сейчас чувствует Джас, так же ли он взволнован, как она. Сегодня утром циклон и связанные с ним потери уже не казались трагедией, а лишь далеким и незначительным событием.
День выдался теплый, как будто только сейчас лето наконец добралось до их краев. Когда пришла пора завтракать, Блайт направилась к дому Джаса. Он уже ждал ее, поглядывая в окно и улыбаясь.
Он встретил ее в дверях.
— Я не хотела тебя беспокоить.
— Мне все равно надо было немного передохнуть. — Джас стоял, глядя на нее, но боясь прикоснуться, как будто не верил до конца, что она рядом с ним. Его губы и глаза улыбались ей.
— Тогда позавтракай со мной.
Они отнесли сандвичи и кофе на веранду и сели друг против друга.
— Я думал, что ты и сегодня опять будешь завтракать со своими друзьями-строителями.
— Я не могу долго быть без тебя. — Она улыбнулась ему и принялась за еду.
Он улыбнулся в ответ.
— И я тоже, — его голос был мягок. — Чем ты сегодня занималась?
— Переработкой водорослей и тех растений, которые побило штормом. А ты?
— Проделал кучу вычислений.
— А разве нельзя было посчитать на компьютере?
Он усмехнулся.
— Ни в коем случае. Новые теории требуют проверки старомодными методами.
Немного подумав, Блайт решила сменить тактику.
— А какое конкретное применение у всех этих математических систем? — с серьезным видом задала она провокационный вопрос.
— Ты все время ими пользуешься.
— Правда?
— Ты слышала когда-нибудь о Карле Фридрихе Гауссе?
— Нет, а кто он? — Блайт покачала головой.
— То есть кто он был? — Джас отпил кофе. — Возможно, величайший математик из всех, когда-либо живших. Гаусс как-то сказал, что важны не обозначения, а готовые композиции. — Джас ухмыльнулся.
— Но это, конечно, не те композиции, которые я составляю, — сказала Блайт с подозрением.
— Тут нет большой разницы. Когда ты составляешь свои букеты, ты не просто берешь пучок цветов и связываешь их вместе, так?
— Ну конечно, нет. Я подбираю их очень тщательно.
— Вот видишь! Ты перебираешь их до тех пор, пока букет не будет в точности таким, как тебе хочется. Ты решаешь заранее, как будет выглядеть букет?
— Иногда, но замысел может меняться по ходу действия.
— Так, значит, ты экспериментируешь?
— В общем, да. — Она склонила голову набок, заинтересованная тем, к чему же он клонит.
— Ты ведь редко используешь два или четыре цветка одной окраски. Чаще три или пять.
«Он и это заметил, — подумала она, улыбаясь про себя. — Как всегда, все посчитал».