ейтенант достал из кармана бумагу и показал мне. Документ требовал от меня и любого другого официального лица оказывать всю возможную помочь предъявителю документа. Печать республиканского НКВД и подпись наркома. Самуил Яковлевич спокойно сидел на бревнышке, положив объемный кофр себе на колени, и смотрел на нас как добрый дедушка. Только я краем глаза видел, как этот дедушка незаметно спрятал в карман небольшой пистолет, после того как я пошел к очагу. Да и позицию он выбрал грамотно, в случае внезапного боя, мог легко скрыться. Не удивлюсь если у него и пара ножей припрятана. К самолету мы пошли все вместе, только водитель остался готовить броневик к выезду. На поле быстро попрощались, уже ощутимо стемнело, и затягивать расставание ни кто не хотел. Как уже стало привычным, пассажир разместился в моей кабине. Место посадки отыскали только через час, изрядно поплутав над лесами. Внизу зажглись сигнальные костры, которые сразу же потушили, как только мы пошли на снижение. Приземлившись, Тарасович действовал по отработанной схеме, не выключая мотора, поставил машину так, чтобы в случае чего можно было быстро взлететь, а я направил пулемет в сторону встречающих. К нам подбежал тот, за кем мы прилетели. Он сообщил, что до ближайшего села, где есть немцы, не менее десяти километров. Только после этого пилот убрал газ. - Очень кстати вы прибыли, - обрадовано сказал офицер связи, продолжая жестикулировать от переполнявших его эмоций. Оказалось, что буквально пару дней назад, нашим войскам, продолжающим сковывать часть сил вермахта, попалась группа штабных работников из ставки Гитлера. Парочку удалось взять целыми, один из них оказался полковником, относящимся скорее к отделу пропаганды, чем к военным. Больших военных секретов он не рассказал, но примечательно другое. Его послали на фронт выяснить причину высоких боевых потерь среди немецких войск, в том числе офицеров и унтер-офицеров. По полученным от него сведениям к третьей неделе войны с Советским Союзом общие потери вермахта оказались больше чем за всю кампанию во Франции. Только в первую неделю наступления погибло больше полутора тысяч офицеров. В среднем такое количество офицеров положено по штату в трех немецких дивизиях. Общее число убитых в России немецких солдат уже превысило потери за всю шестинедельную кампанию во Франции, где убитыми, ранеными и пропавшими без вести было больше ста пятидесяти тысяч. Эти новости буквально распирали старшего лейтенанта. Радость от того, что мы бьем немца, лучше европейских армий переполняла его и требовала выхода. - Нужно срочно доставить их в штаб фронта. - Ну, вы тут даете, - переглянулись мы с Тарасовыичем, - это же вам не пассажирский самолет, летели за одним, а тут еще два человека. Где их, по-вашему, разместить? - Это еще не все, - потупился лейтенант, - тут с вами и лейтенант госбезопасности лететь собрался. - Вы совсем тут охренели что ли? – Не выдержал Евгений, - на плечи мне всех посадишь или вместо нас полетишь? - Да я остаюсь, в следующий раз полечу, главное пленных заберите, - решительно заявил офицер связи. - А если можно, то вот еще и майора. В это время из-за кустов вышли и направились к нам несколько человек в нашей армейской форме и двое в немецких мундирах. Самуил Яковлевич поглядывал на нас из кабины, даже не думая спускаться на землю. Ну и пусть сидит, бумага у него серьезная, связной лететь отказался в пользу особиста, который мне чем-то сразу не понравился. А после того как перекинулся парой слов с подошедшим начальником разведки, то брать его с собой категорически расхотелось. Здесь в лесах собрались в основном части 6-го кавалерийского корпуса, в том числе и 36-я кавалерийская дивизия, генерал-майора Зыбина. Воевала дивизия неплохо, немца потрепали и по команде отошли без серьезных потерь. Да вот только присланный за неделю до войны из центрального аппарата лейтенант НКВД, стал инкриминировать руководству дивизии паникерство, саботаж и прочее. А когда отошли к корпусным складам и по команде Зыбина вскрыли и вывезли все имущество в леса, то он еще и дело о хищение в особо крупных размерах стал шить. Даже попытался арестовать комдива. Но тут бригадный комиссар Дурнов встал, что называется на дыбы, и жестко лейтенанта осадил. Все бы ничего, но лейтенант, оказывается чей-то родственник, чуть ли не в ЦК. И по выходу из окружения командование дивизии ждет не ласковый прием, особенно в свете того, что до сих пор ищут, кого назначить виновным за провал первых дней войны. А у лейтенанта с собой целый вещмешок компромата. Вот так, кто-то воюет, а кто-то по старой схеме на выявлении врагов народа, хочет себе карьеру построить. Время не ждет, нам еще всю ночь назад лететь, стали думать, как разместить «языков». Особо церемониться с ними не собирались и сначала хотели надеть на них подвесные системы от парашютов и прикрепить к бомбодержателям. Но потом от этого плана пришлось отказаться из-за трудности выполнения. Тогда решили идти самым простым путем, просто положив их на нижнюю плоскость по обе стороны от фюзеляжа и закрепив стропами, чтобы не сдуло. Время летнее, обморожение им не грозит, тем более, что высоко забираться мы не планировали. Лейтенант, с сопровождающим увидев наши приготовления, заволновался и спросил, где предстоит лететь ему. - Наша «карета» двухместная, а мы и так летим впятером, - отвечаю ему, разматывая и отмеряя стропы. - У меня документы чрезвычайной важности, мы с сержантом обязаны доставить их в Москву немедленно. Высаживайте гражданского и сами оставайтесь, а мы разместимся в кабине. Я вижу вдвоем там свободно можно поместиться. - Вы не можете отдавать мне такие распоряжения, - спокойно отвечаю ему, не прекращая своего занятия, - я сотрудник штаба фронта, а ваши полномочия мне неизвестны. К тому же мы находимся на временно оккупированной территории, и здесь действуют несколько другие законы. Документы можете доверить нам, у меня есть соответствующий допуск. - Вы меня не поняли товарищ капитан, это не просьба, а приказ старшего по званию. Немедленно освободите кабину. За невыполнение команды пойдете под трибунал. Пришлось оставить свое занятие и подойти к лейтенанту вплотную. Сержант, стоящий в стороне напрягся, направив на меня автомат. - Товарищ лейтенант государственной безопасности, я еще раз Вам повторяю, что как лицо длительное время, находившееся во вражеском тылу, без подтверждения своих полномочий за линией фронта, Вы не можете Мне отдавать приказы, так как я нахожусь на выполнении боевого задания вышестоящего командования. И что бы пресечь дальнейшую дискуссию, я достал и показал бумагу, подписанную Пономаренко, предписывающую всем военным, партийным и государственным органам оказывать мне полное содействие. Документ не такой грозный, как показывал мне недавно другой сотрудник ГБ и который он незаметно, отдал Семену Марковичу, но тоже достаточно серьезный, позволяющий вежливо посылать даже некоторых генералов. А что бы его добить, тихо добавил, что у «гражданского» бумага посерьезней моей. Проверять информацию лейтенант не стал и отошел с сержантом в сторону. По поведению было видно, что он себя еле сдерживает. Когда стали готовить пленных к «погрузке», немецкий полковник, видимо впечатленный предстоящей перспективой, разразился длиннющим монологом, на неплохом русском объясняя «унтерменьшам» политику немецкого командования в отношении славянского населения. Про план «Ост» тоже сгоряча упомянул. Ну а что он не сказал, то я в своем рапорте потом обязательно добавлю, пусть его по этому вопросу тоже поспрашивают. Пора некоторым руководителям раскрыть глаза на «немецкий пролетариат». Вновь подошел лейтенант и сказал, что в связи с особой важность их задания и срочностью, он и сержант готовы к транспортировке на крыле. Не успел придумать какую-нибудь причину отказать, как Женя уже ответил, что технически это возможно, хоть и опасно. Пришлось готовить место и для них. Провозились около часа, благо на небе не облачка и луна вышла полная, с одного борта разместили немцев с другого наших, вещмешок с документами бросил за спинку кресла, жалея, что его нельзя выбросить. Когда стали готовить мотор к запуску, сидевший на дереве наблюдатель закричал, - Немцы! Три грузовика с солдатами движутся в нашу сторону. Не мешкая, Тарасович полез в кабину, а я побежал к пропеллеру. Провернул два оборота и подал команду. - Контакт! - Есть, контакт! Я крутанул винт. Он резко дрогнул, через мгновение, превратившись в мерцающий круг. Заскочив на крыло, мигом перелез в кабину. На прогрев двигателя времени не оставалось, а это опасно может «обрезать» на взлете. Но раздумывать некогда, из-за холма уже показались грузовики, хорошо различимые в лунном свете, значит, и немцы нас видят. Между нами не более трех километров, а разбег придется делать прямо через поле, на которое они сейчас выедут, то есть прямо на них. Разгоняясь, Костин открыл огонь из курсового пулемета ПВ-1, попасть он ни в кого не сможет из-за положения самолета, если только верхушку тента над кузовом зацепит, но нам сейчас главное выиграть время. Я на всякий случай тоже готовился к стрельбе, попросив Семена Марковича плотнее прижаться к моей спине и поворачиваться вместе со мной, иначе он будет мешать. В это время во фланг, немцам ломая кустарник, выехал неказистый броневик, тот самый на котором уехали