Там

Молчаливая ночь. Молчаливый дом.
Но я — самая тихая звезда,
я озаряю собственным светом
свою собственную ночь.

Задача оказалась непосильной. Невозможно устроить в современном мире оазис для «чувства „я“». «Надо вернуть понятие „я“ обратно в мир», — писал он. С помощью науки оно отдано бесконечности и бестиям, так сказано в позднем стихотворении «Потерянное „я“». Мы решились перевести это стихотворение обычным способом, дабы передать ритмическое негодование автора.

Потерянное «я» — добыча стратосферы,
ягненок, жертва излучений гамма.
Частицы… поле… бесконечности химеры
на серых парапетах Нотр-Дама.

Проходят дни без ночи и рассвета,
проходит год — ни снега, ни цветов,
и бесконечность наблюдает с парапета,
и ты бежать готов.

Куда. Где обозначены границы
твоих амбиций, выгод и потерь.
Забава бестий бесконечно длится,
чернеет вечности решетчатая дверь.

Взгляд бестий: звезды как распоротое чрево,
смерть в джунглях — истина и творческая страсть,
народы, битвы, мировое древо —
все рушится в распахнутую пасть.

Пространство, время, идеалы
столь дорогие нам —
функциональность бесконечно малых,
и мифы есть обман.

Куда. Зачем. Ни ночи, ни экстаза.
Где эвоэ, где реквием.
Отделаться красивой фразой
ты можешь, но зачем.

Когда-то думали мыслители о боге,
И вездесущий центр определял наклон.
Пастух с ягненком на дороге
единый созерцали сон.

Все вытекали из единой раны
и преломляли хлеб во славу бытия,
и час медлительный и плавный
когда-то окружал потерянное «я»

Приложение. Гротески

Поэт

Задумал я определить себя по какой-нибудь умственной запутанности, чтобы a) не считать b) не говорить c) не ходить. Сидеть где-нибудь в большом кабинете и думать все равно о чем. Не о чем-нибудь, а все равно о чем. Люди и друг с другом и наедине думают о чем-нибудь. Даже плешивый академик, вися на турнике, думает про какую-нибудь туманность. Правда его здорово напугал наш дворник Онуфрий. Подошел к турнику, пока тот висел и как заорет: «Платон твой повесился.» Академик сорвался с турника прямо в дурдом, продолжая повторять фразу дворника. Хорошо, врач попался дельный: «Это же твой Платон повесился. Так сказать, личное горе. А наш Платон как в пивной сидел, так и сидит.» Академик сначала успокоился, а потом зарыдал: «Это личное горе всего человечества! Даже негр-боксер рвет свои цепи в далекой Африке! Ну как жить без Платона? И потом! Платон пил херес, а пиво изобрел некий Абу-Али в 17 веке. Понял, идиот!» И сбежал академик в Африку. Там его, говорят, опять в дурдом посадили. Горе от ума, одним словом. Вот что значит думать о чем-нибудь. И опять таки разговоры, разговорчики в строю, как считает армия. А считать нельзя. Ходить тоже нельзя. Армия отпадает.

* * *

И принялся я ходить на цыпочках, искать работу. Подумал: ходить на цыпочках не значит ходить. Обошел комнату, на обоях висит газета: «Веселый каменоломнец». Наткнулся на стихи:

Академик веселый румяный
И его молодая семья
По полям пронеслись без обмана,
Не украв ни единого камня.

Дался им этот академик! Камни он ломает, что ли, у себя в Африке? А вообще хорошие стихи. Автор явно ни о чем не думал. Я бы только добавил:

Далеко далеко на озере Чад,
Не украв ни единого камня
Изысканный бродит бывший портной.

Проанализировал себя: туфли, штаны, соломенная кепка, никаких мыслей. Я не думаю ни о чем. И тут же эти змеи-мысли поползли целым ворохом. Излагать их неинтересно. Пусть себе ползают. Надоест — уползут. Пойду-ка в столовую, поем лапши, пивка попью, хотя бы его изобрел не Абу-Дабу, а сам африканский академик. Господи Боже! Сейчас новое время, столовых нет, лапша, верно, китайская, а пиво? Вон парень идет, пиво сосет. Ну его к черту! Надо найти изысканного портного. А где? На озеро Чад за ним не поедешь, здесь такая волынка с документами! Пойду в газету, пусть отправляют от редакции. Просто так не придешь, надо стихи сочинить. Какие? Лирические, лучше всего:

Гаврила Натан превратился в селедку
И поехал на сковородку (в лодке), а то подумают неизвестно чего!
В кухне дым и чад,
На озере Чад
Поют петухи
Хи хи!

Отлично! Про Платона и академика забыл! Про портного забыл! Но хи хи бесподобно! Стоп! О чем я думал, когда сочинял стихи? Ни о чем. Нет, слишком шикарно для этого «Коломенца» или как там его! Да и адрес я позабыл. Вернулся домой — газеты не было. Судьба. Лег спать.

* * *

Проснулся. Нечто важное, какая-то ошибка. Не думать совсем не о чем нельзя! В кухне загремел таз. Куда он летит, обо что, бедняга, ударился. Вот тебе и мысль! Хоть две диссертации пиши. И доклад о зверском обращении с домашним имуществом. А таз — имущество? Думать все равно о чем — вот истина, достойная того, который…Ладно. Полез под кровать — там книжки разные свалены. «Пудель в хозяйстве» — верно, академик забыл. Дался мне этот академик! А что с ним, бедолагой? Должно, у Рамзеса служит профессором или рабом. Или в портные подался. Мысли, конкретные мысли! Бич Божий!

Все равно о чем — вот холодная звезда поэта! Хи Хи! Стихи хоть куда, только мало их. Ага! Беда Аллеман «Время и фигуры у позднего Рильке». Так себе поэт. И думал элегиями в сарае. Интересно, а зачем пудель в хозяйстве? Вопрос. Гадюка подколодная! Та же мысль, только хуже. Пудель, похоже, у фараона Рамзеса картошку чистит. Надо у Беды узнать. Он не только писатель, но и собаковод. Или собаковед. Собаковед это тот, кто собаку ведет уча. Очень может быть. Собаковед это кинолог. Бедняга! Снимает, поди, кино у Рамзеса про пуделя, который чистит картошку, про академика, который вспоминает Платона, плача на озере Чад, про портного, который обшивает жирафа, про профессора, который…Откуда взялся профессор? Треск, звон! На кухне в волейбол играют. Вернее, в волейтаз. Эврика! Стихи: Волевой таз своей волей играет…сам в себя. А почему бы и нет? Ведь котенок играет сам в себя. Говорят, сам с собой, но это чушь, выходит он играет с другим котенком. Раздвоение котят? Надо у Беды спросить. Если он о Рильке книгу написал, то про раздвоении котят всё знает. Однако, имечко у него! Небось, сам Бельфегор обозначил. Есть же знаменитое стихотворение:

Из-за леса, из-за гор
Едет дедушка Бельфегор.

Ну и езжа мог кого-нибудь обозвать. Господи! Одни конкретные соображения. А думать надо все равно о чем.