Фамилию Жанна оставила девичью, и молодожены делали вид, будто они чужие. Нарочно обзавелись каждый своей компанией и пересекались лишь эпизодически, на экскурсиях там или во время совместных трапез. Но держались друг от друга на расстоянии.
Лучший возбудитель – небольшая инъекция ревности. Для этой цели Жанна обзавелась платоническим ухажером, клерком из банка "Сельскохозяйственный кредит". Дядечка был такой безобидный, что жена без опаски отпустила его одного в Таиланд. Клерк смотрел на Жанну влюбленными глазами, два раза осмелился взять за локоть, но не более. Проблем с ним никаких не было.
Жан, это уж было ее условие, изображал студента Католической академии. В постных очочках а-ля "Махатма Ганди" он смотрелся овца овцой. Однако Жанна здорово ошиблась, думая, что воротник-стоечка убережет мужа от домогательств. Одинокие бабы из группы липли к нему, как мошки на желтый цвет. Так что новоиспеченной супруге пресловутый возбудитель достался прямо-таки лошадиными порциями.
Притом что в дополнительных аппетизантах, как вскоре выяснилось, никакой нужды не было.
Любовные свидания планировалось проводить по одной штуке в день, без анкоров. Непременно украдкой, как бы случайно и всякий раз в каком-нибудь незабываемом антураже.
То на дискотеке, где темно и по лицам скользят разноцветные блики. Вроде как парень пригласил на танец незнакомую девушку, и вдруг ба-бах! – удар молнии. Сумасшедшая страсть. Оба, не обменявшись ни единым словом, удаляются в сад и там в кустах, беззвучно, предаются трем минутам первобытной страсти.
То в двухместной кабинке на 50-метровом колесе обозрения. Времени на все про все – один круг.
То в зеркальном лабиринте. Это была идея Жана, его вклад в креатив. Он разведал, что есть такой туристический аттракцион. Мало популярен у публики, а за полчаса до закрытия там вообще пусто. Звучало заманчиво, но на деле вышла вечная история, когда мужики проявляют инициативу: в теории все чудесно, а на практике получается фигня. Они вошли в лабиринт с двух разных концов и все тридцать минут проблуждали среди зеркал, пытаясь отыскать друг друга. Наконец сошлись в квадратной комнате. Все классно, миллион отражений в любых ракурсах. Но… только пристроились, только наладились, как послышались шаги сторожа. Семь часов, пора закрывать. Пришлось сворачиваться в темпе. Жанна была в таком заводе, что даже разревелась.
Мужчине-то что, они свое всегда получат. Но она, бедняжка, за эту десятидневку наголодалась сполна. За все время успела кончить только один раз. Посреди бухты, на лодке, звездной ночью. Так заорала, что чайки с воды взлетели.
Одну ночь супруги все-таки провели вместе, но было не до любви. Это когда Жан за ужином ракушками отравился. Она тайком прокралась к нему в комнату. Ужасно жалела его. Лекарство подействовало не сразу, Жан каждые пять минут бегал в туалет. Потом, когда он, обессиленный, уснул, она сидела рядом с кроватью и просто смотрела на него. Странно, но, может быть, это был самый счастливый момент всей медовой недели.
Обратно группа летела с пересадкой, через Москву.
И тут Жанна решила отыграться по полной. Отомстить сытому самцу за его эгоистичное физиологическое устройство.
В середине полета попросила мужниного соседа поменяться с ней местами. Якобы захотелось из окошка посмотреть на закат. Села справа от Жана, невинно так. Вся к иллюминатору вывернулась. А руку, левую, тихонько просунула ему под плед. Повозится там минуточек десять, убирает. Плед топорщится холмиком. Как только начнет спадать, она снова.
Жан, бедняжка, все это время был вынужден поддерживать благочестивую беседу со своей соседкой слева. Некая мадам Брикур, пенсионерка. Ее очень интересовали современные теологические воззрения на загробную жизнь и прочая ерунда. Он сидит весь красный, ерзает, того и гляди в штаны спустит, а она "блаженный Августин", "блаженный Августин".
Хотя вообще-то неизвестно еще, кого Жанна таким манером больше измучила, себя или мужа.
В московском аэропорту, когда вся группа дисциплинированно отправилась в ресторан, супруги, не сговариваясь, чуть не бегом кинулись искать место. Любое.
Жан увидел туалет, потащил жену в кабину для инвалидов.
Оглянулись – вокруг никого. Ночь все-таки.
Юркнули внутрь.
Он рванул с себя джинсы. Жанна – трусики, платье задрала до подмышек.
Сначала встала коленками на крышку унитаза, но это было неудобно.
Жан поднял ее, прижал спиной к стене. Жанна обхватила его ногами.
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Ых.
– Аа!
– Хххыааааааааааа!
Расцепились.
Он пошатывался. У него все плыло перед глазами.
Она села на унитаз. У нее подкашивались ноги.
– Давай… – Голос у Жана прерывался. – Давай каждый отпуск что-нибудь такое придумывать.
– Помоги подняться, – слабо попросила Жанна.
Посмотрелась в зеркало. Ну и видок. Все лицо потекло. Ужас.
Подобрала с пола сумку.
Придется все смыть к черту и накраситься заново. На люди с такой рожей точно не выйдешь.
– Ты иди, подожди меня где-нибудь. Тут какой-то бар рядом. Дай сюда салфетки…
Жан застегнул ремень.
– Да, я бы выпил. Тебе что взять? Кампари с грейпфрутовым?
Выходить надо было осторожно, для начала выглянув в щелочку. Не догадался.
Раскрыл дверь слишком широко, а в мужской туалет направлялись два каких-то типа. Ну и увидели, конечно, как Жанна перед умывальником салфеткой вытирается.
Один, лощеный блондин, ухмыльнулся.
Другой, смуглый молодой парень в черном мешковатом костюме, брезгливо поморщился и сплюнул.
0.8
МУСА
первый Исполнитель. Смуглый парень в мешковатом костюме, 20 ЛЕТ
"А-узу би-ллахи мин аш-шайтан ар-рад-жим!"
Прибегаю к Аллаху от Шайтана, побиваемого камнями!
Магическую формулу, что отгоняет дьявольское наваждение, за последние два дня Муса был вынужден произносить беспрестанно. Сколько диковинного, ужасного и даже совершенно невероятного насмотрелся он за эти два дня! Больше чем за все двадцать лет жизни. А ведь перед отправлением в Священный Путь он прошел месячный курс спецподготовки, где его, казалось бы, всему научили и ко всему подготовили.
Как нужно себя вести в Дар-ал-харб, на "территории войны", населенной неверными. Как ходить, чтобы не вызывать подозрений. Как отвечать на вопросы цепных псов из паспортного контроля, таможни и службы безопасности. Как есть и как пить. Чего ни в коем случае не делать. Тысяча всяких хитростей и премудростей. Знания, почерпнутые за годы обучение в Мадраса, ко всей этой науке никакого отношения не имели.
Еще три дня назад он был среди своих, в голой комнате, единственным украшением которой было каллиграфически выписанное изречение Пророка.
А потом время, по воле Аллаха, замедлилось и стало тягучим, как мед.
Муса видел ночной город, освещенный разноцветными адскими огнями. Дороги, наполненные машинами. Огромные толпы людей, не похожих на людей.
Много, много всякого.
Уже дважды он пролетел по небу в самолете. Военная хитрость требовала, чтобы Муса попал к месту Последней Битвы не напрямую, а кружным путем, через страну узкоглазых.