-- А куда вы торопитесь?
-- Да никуда!.. Но так тоже нельзя -- впустить людей и то-мить их тут.
-- Видите -- плохо в деревне.
Молодой человек вдруг негромко засмеялся. Ольге кровь бросилась в лицо.
-- Вы как шпион: потихоньку выспрашиваете у меня... -- смеялся молодой человек искренне, необидно. -- Если это самое плохое в деревне, я согласен ждать еще час.
-- Что же самое плохое? -- Ольга вконец потерялась. Ни-как не могла обрести легкий путь в разговоре. А говорить хо-телось. Она даже ругнулась по-мужски про себя. "Что со мной?"
-- Да ничего, все нормально. Вы кино любите?
-- Хорошее.
-- А я -- всякое. Черт его знает: понимаю, что это гвупо (глупо), а хочется смотреть. Если совсем дрянь -- тоже смешно.
-- Это опять-таки деревня, -- уперлась на своем Ольга.
Посмотрели друг на друга. И вдруг рассмеялись оба. Оль-ге стало легко.
-- Доконаю я вас с этой деревней.
-- А что вы делать приехали?
-- Я тоже учительница, -- Ольга чуть поторопилась. -- Не совсем еще. Мне нужно дотянуть полтора года заочно.
-- В нашем полку прибыло.
-- А разве возьмут так?
-- Возьмут. У нас треть таких -- дотягивают. С руками-но-гами возьмут. Не хватает же. У вас какой?
-- Литература
-- Возьмут.
-- Серьезно: вы не скучаете здесь? Почему летом-то оста-лись?
-- Тут... всякие дела. Не скучаю, я серьезно говорю. Толь-ко надо... Да нет, впрочем...
-- Что?
-- Так. Найдется что-нибудь, чтоб не скучать. Были в школе?
-- Нет еще.
-- Отличная школа. Вот такие нужны.
-- А ребята как?
-- Как везде -- разные. Многих бы я попер из школы. Нельзя. Это плохо.
-- Плохо, что гнать нельзя?
-- Да. Зачем?.. -- молодой человек совсем повернулся к Ольге и с горячностью стал ей доказывать: -- Зачем, скажи-те, и ему, и себе нервы трепать?!
-- Но восемь-то классов надо...
-- Да восемь-то ладно. А он за восемь перевалил, а учить-ся не хочет. Ну и иди с богом! Сглупил? Ошибся? Вечерняя школа к услугам. А мы врем, тройку ставим, когда надо дво-як прочный. Кол осиновый!
-- О!..
-- А есть славные. Одно удовольствие. При чем тут де-ревня?
Свет погас наконец.
-- Поехали, -- сказал молодой человек и снял пиджак. Фильм, правда, был хороший. Но Ольгу волновала близость молодого человека, она почувствовала плечом его руку и от-влеклась от картины. Можно бы отодвинуться и сосредо-точиться на картине... В конце концов Ольга так и сделала. Но теперь она слышала запах "Шипра", исходивший от его ли-ца. И это тоже отвлекало. Это вконец вывело из себя Ольгу. Впору было встать и уйти. Черт знает что лезло в голову: захотелось вдруг крепко прижать его к себе и шепнуть на ухо ласково: "А ты еще совсем-совсем маленький". У нее даже голова заболела от волнения. И в ушах пошумливало. "Да ты что, девка?" -- пыталась она унять себя. Едва досидела до конца сеанса. Вышли вместе. Ольга глубоко вздохнула.
-- Душно...
-- Хорошая картина. Оказывается, не надо ничем удив-лять, -- молодой человек задумчиво сморщил лоб и потрогал его пальцем. -- Лев Толстой говорил: "Если хочешь что сказать, скажи прямо". Правильно.
-- Пойдемте на речку? Так пить захотелось, не дотерплю до дома.
Пошли на речку.
Волнение Ольги поулеглось, и она теперь думала: Что это? Любовь, что ли? Боже милостивый!.."
-- Как вас зовут?
-- Юрий. А вас?
-- Ольга.
-- Вот такие-то дела, Юрий Батькович, -- Ольгу опять стало одолевать волнение. -- Как говорил Лев Толстой?
Юрий что-то начал понимать. Молчал. Растерялся, на-верно.
В темном месте Ольга остановилась. Юрий тоже. Ольгу слегка затрясло... Теперь уж она не могла -- обняла его, на-шла его губы и нежно поцеловала. Едва сдержала себя, чтоб не впиться в них с жадностью.
-- Вот так... как учил Лев Толстой. Ну что? Говори что-ни-будь! -Ольга еще держала его в объятиях.
-- Оля, что это? -- голос Юрия вздрагивал. -- Что-то не понимаю...
Ольге стало легко и весело. Теперь она обрела себя. От-пустила его, вздохнула полной грудью.
-- Пойдем на речку, я утоплюсь. Только не молчи, а то мне сейчас станет стыдно.
-- Я не молчу. Я только не понимаю...
-- Да я сама не понимаю! А чего непонятного, кстати? Ну, поцеловались. Ты что, до этого никогда не целовался?
-- Почему?..
-- Ну и вот. Влюбилась в тебя. Но убей бог, не знаю, за что. Ты красивый, что ли? В тебя влюблялись?
-- Кой черт влюблялись! Я как тюлень...
-- Вот, а я как раз люблю тюленей.
Подошли к речке, Ольга оперлась руками о берег, при-пала к воде.
-- Охх!.. Сейчас всю выпью, -- еще раз припала.
Юрий сел на камни. Молчал. Он еще не пришел в себя от случившегося.
-- Ну пойдем, -- Ольга поднялась, ополоснула руки. -- Я объясню, что произошло, -- действительно стало немножко стыдно. "Тороплюсь. Всегда тороплюсь". -- Произошло... я не знаю, что. Кажется, я правда влюбилась. Но поступила сейчас ужасно-ужасно глупо, -- Ольга говорила тихо. Ей за-хотелось вдруг плакать. -- Ужасно!.. Дура.
-- Не надо так, Ольга.
-- А иначе не могла. Мне показалось, что я тебе нужна. Понимаешь? Не сейчас, не... Всегда. И ты мне нужен. Но я... маханула так, что теперь не понимаю: это показалось или это так и есть?
-- Ольга, -- сказал вдруг твердо Юрий, -- я слабохарак-терный человек, но иногда на меня находит... Не мучайся. Я знаю, что тебя мучает: сама первая сказала. Да еще так... сра-зу. Только, ради бога, не мучайся. Во-первых: если мне не сказать, я сам никогда не скажу. Во-вторых... Черт, я еще не очухался...
-- Иди домой. Давай очухаемся.
-- Подожди, Оля.
-- Нет, давай подумаем. Надо. Иди. До свиданья, -- Ольга повернулась и пошла в свою улицу. Шла скоро, не разбирая дороги. Она плакала. Это впервые за много-много лет. Она да-же не помнила, когда она последний раз плакала. Плака-лось, не могла успокоить себя и не могла понять: отчего же плачется-то?
На другой день Юрий рано утром пришел к Фонякиным.
Фонякин ругался по телефону в прихожей.
-- Здравствуйте.
-- Здравствуйте. Счас, минуточку... -- Фонякин выяснил наконец, сколько машин пойдет с рабочими на покос, по-весил трубку.
-- Ольга Павловна дома?
-- Ольга?.. Спит, наверно. Счас посмотрю.
Юрий остался в прихожей.