Ирина Минелли. Сегодня хоть оставь свои плоские шутки!
Симон. Вы волнуетесь? Предстоит встреча с Гиви!
Люба. Что у вас еще здесь хорошего?
Симон. Что хорошего? Вчера здесь было славно. Гостей морд на двадцать… Принесли с собой севрюгу. (Громко.) Хозяин, самое главное я тебе не казал. Вот Ирина Минелли… это наша потухшая звезда. От американской певицы взято все, кроме весовой категории. У нее сегодня день рождения. Если ты про это забудешь — получится нехорошо. Она родилась давно, очень давно…
Официанты смеются. Ирина Минелли продолжает равнодушно красить веко.
Люба (Волобуеву). Не обращайте внимания… он шутит.
Волобуев. Меня с ног легче сбить, чем со счета.
Люба. Мне вы настроение испортили. Подумайте о гостях.
Симон. Да-да… хозяин, не о том думаешь. У меня установка собрана из деталей дальней космической связи. Когда гости начнут сворачивать друг другу морды, становись здесь и защищай. Иначе я отправлю тебя в Байконур.
Волобуев тверд. Из вестибюля в зал вошла Волобуев а в ярком платье до пола.
Волобуева. Петрович! Уже собрались, Андрей Иванович приехал! Тебя спрашивал.
Волобуев. Стой здесь, никуда не отходи!
Волобуева. Ладно тебе! Бутылкой меньше будет — ладно.
Волобуев. Про тебя же скажут — на сыне сэкономила!
Волобуева. Говорила — лучше дома надо было!
Волобуев (Любе). И шесть языков!
Люба усмехнулась. Официанты качают головами. Измученный Волобуев, дико сверкая в их сторону глазами, поспешил в вестибюль. Короткая пауза. Симон сладко потянулся и, зевая, вдруг закричал. Ирина Минелли лениво поморщилась.
Симон. Какая мамочка нарядная…
Волобуева (смущена). Значит, мы молодых встретим, и что?
Люба (резко). Все вам скажут, покажут.
Волобуева. Любочка, не обижайтесь на него. Человек волнуется. Единственный сын. Такие деньги заплатили, прямо с ума сойти!
Люба. Сидели бы дома. (Мягче.) Родителей комплект?
Волобуева. Что?
Люба. Сколько родителей? Четыре?
Волобуева. У невесты отца нет… только мать.
Люба (официантам). Молодые люди, придется закуску доставить.
Официант. Уже стоит.
Ирина Минелли. Что же он все не выходит?
Люба. Готовится. (Громко.) Гиви, ты скоро?
Небольшая пауза. Из-за крохотной двери комнаты метрдотеля, не торопясь, в прекрасном костюме с цветком в петлице вышел стройный, очень красивый брюнет. Он остановился в центре зала, улыбаясь и покачивая головой, узнавая и стены, и люстру, и людей.
Ирина Минелли (волнуясь). Блеск…
Симон (улыбаясь). Какой кадр! Какой стал генацвале…
Но Гена отправляется не к эстраде, а в угол, туда, где мирно дремлет уборщица тетя Паша. Остановился. Молча смотрит.
Гена. Всегда перед началом спала…
В походе, ведущем на кухню, остановились две раскрасневшиеся от жары поварихи. Гена улыбнулся им. Направился к эстраде.
Симон (восхищенно). Стой, мерзавец! Скажи… ты помнишь, как начинал здесь… не знал, куда стать, что сказать… Прошло каких-то три года…
Ирина Минелли. Ты где сейчас?
Гена. «Белград», «Прага», «Будапешт»… Если бы не ваша Лариса, навряд ли удалось бы встретиться. Она что, пила с гостями?
Симон. И пила и ела. Пока она будет лечиться, ты останешься с нами?
Гена. Мы сюда на один вечер. Мне просто… захотелось повидать вас…
Гена смотрит… Ирина Минелли вздохнула, а Симон развел руками.
(Тепло.) Здравствуй, Ира.
Ирина Минелли. Шлю привет и поцелуй.
Симон. В ящике с надписью «Осторожно, не кантовать».
Гена (издали). Симон, ты неважно выглядишь.
Симон. А разве свадебные музыканты когда-нибудь выглядели важно?
Гена. Как мама?
Симон. Мамочку я похоронил. (Пауза.) Перед смертью, дня за два вдруг сказала: «Сынок, я никогда не сидела в президиуме».