«Часто перечитываю книгу Капиева. Его дневниковые записи. Удивительный писатель, как он знает людей!.. Какие характеры набрасывает двумя-тремя фразами! Вот с кого надо брать пример понимать людей. Например, читаешь о каком-нибудь человеке, и будто видишь этого человека, а иногда кажется, что не раз с ним встречалась. А вот образ Али: «Он был самолюбив, но бесхарактерен и поэтому избегал общения с людьми и со временем превратился в отшельника. Будучи умным, он знал, что люди уважают только тех, кого побаиваются, а «добрых», соглашающихся во всем, идущих навстречу не уважают...» По-моему, Али страшился своей бесхарактерности, а его наскоки на людей — лишь маска. Возможно, я ошибаюсь...»
«Моей записной книжке я поверяю все самое сокровенное. Эфенди Капиев тоже вел записные книжки, которые потом стали известной книгой, которую читают миллионы людей. Такая известность пришла к нему потому, что ни в одной его строке нет ни капельки лжи. Ведь он так и писал: «Если когда-нибудь случайно попадут эти записки к вам, дорогие мои потомки, знайте, что вы можете обвинить меня во всем: в незнании русского языка, в неряшливости и т. д. Но только в одном вы не можете меня обвинить — в неискренности. А это главное. Пусть отсохнет моя рука, если она напишет хотя бы одну букву вопреки моей совести!»
«Всегда испытываю ощущение, будто я боюсь куда-то опоздать: во время работы, когда обедаю, даже во сне не покидает меня это чувство, что надо куда-то спешить. Сперва я подумала, может, это надвигающаяся старость, ведь скоро мне тридцать девять, но потом отбросила эту мысль: и в пятнадцать лет, и в двадцать пять — всегда я везде спешила, боялась опоздать. Куда? На что именно? Нажабат как-то сказала: «Это, мам, у тебя такой характер — до самой смерти будешь куда-то спешить, спешить, и все-то будет казаться, что и того не успела сделать, и того не успела добиться. Неуемный у тебя характер. А знаешь, Ахмат, — он весь в тебя».
Обмакнула перо в чернила, хотела записать только что пришедшую мысль об Ахмате, о его дружбе с девушкой, но нахлынули воспоминания о Мухаммате, отложила в сторону ручку, опустила голову на руку, пальцем закрыв глаза, да так и проспала до тех пор, пока под окнами не зашаркала метла дворника.
Утром в правлении, как всегда, людно. Возле двери председательского кабинета теснится народ: заведующие фермами, старшие чабаны и простые колхозники, пришедшие по разным личным и неличным вопросам.
Долго разговаривала Жамилят с секретарем парткома Харуном. Речь зашла об Али. Человек остался почти не у дел, а ведь у него богатый опыт руководителя.
Ей было жаль его. Представила, как он сидит сейчас дома, оторванный от всяких колхозных забот, возможно, на столе перед ним — бутылка водки. Глушит тоску в одиночестве. И снова вспомнила дорогу из школы, босоногих мальчишек, орущих ей вслед: «Гяурка!» — и как он защищает ее от града камней и комьев земли.
Харун посоветовал утвердить Али помощником председателя по животноводству.
— Я не против! — обрадованно ухватилась за эту мысль Жамилят. — Али — человек нам нужный. И ты прав, ни в коем случае нельзя сбрасывать его со счетов. Но как он сам отнесется к нашему предложению?
— Согласится. Я в этом уверен.
За дверью послышался знакомый голос Аминат:
— Я когда пришла, вас тут не было, а теперь вы откуда-то появились и вперед меня лезете. Так нечестно.
Когда Харун ушел, Жамилят выглянула за дверь:
— Проходи, Аминат.
— Э кыз, как много народу у твоей двери. Скоро к тебе будет труднее попасть, чем к министру. А когда тут сидел Али, люди редко заглядывали.
— Присаживайся, Аминат. Ты по делу ко мне?
— Э кыз, какая ты деловая! А если я не по делу? Я, может, просто так пришла, спросить, как ты живешь, все ли у тебя в порядке.