— Но ты сама видишь, есть ли время судачить, если столько народу?
— Я пошутила, э кыз. По делу к тебе. Подпиши, на, эту бумагу. Накладная на зерно для моей фермы. Вот, спасибо... Мы с Аслижан все ждем, когда ты у нас побываешь, а тебя все нет и нет. После того как убрали от на этого Салмана, у нас работа веселее пошла.
— Не трудно тебе, Аминат?
— Ты о чем?
— Дети у тебя, а мы ферму тебе навязали.
— Подумаешь, заведующая фермой... Ты вон колхозом руководишь, и у тебя есть дети, а ведь справляешься. А сколько народу на ней работает — раз-два, и обчелся: я, да Аслижан, да та самая девушка, которую прислали мне в птичницы...
— Так хочется поговорить с тобой, Аминат! Подожди немножко, я народ приму, а потом мне на молочную ферму надо, я тебя подвезу, по дороге и поговорим.
— Хорошо, э кыз, я подожду.
Входили и уходили люди. Требовали, советовали, договаривались. И по разговорам людей, по их лицам было видно: жизнь в колхозе стала веселее, хотя все понимали, что значительных перемен к лучшему пока нет.
Только через час растаяла очередь за дверью.
— Теперь можно ехать, — одеваясь, сказала Жамилят подруге.
— Скорая ты. Али — тот медлительный был, — улыбнулась Аминат, садясь в машину. — А знаешь, что я заметила? Наша Аслижан по Али начала сохнуть. Клянусь. Теперь, что ни день, слышу от нее, Али да Али — имя его у нее с губ не сходит.
— Вот как? Что ж, в этом нет ничего плохого, ведь и она — незамужем, и Али — холостой.
— Но люди говорят, будто у Али к тебе сердце лежит. — И Аминат начала рассказывать, от кого слышала такие разговоры. Оказывается, об этом говорят повсюду, должно быть, и сам Али кому-нибудь намекнул, что не прочь жениться на Жамилят, правда, у него руки нет, но по всем иным статьям он мужчина как мужчина.
— Ты это всерьез? — нахмурилась Жамилят.
В ответ подруга кивнула: да, есть такие разговорчики.
— Какая чепуха! — возмутилась Жамилят.
— А ты бы взяла да полюбила.
— Да ты что! У меня дети взрослые! На старости-то!
— Какая ты старуха? Тридцать девять навсего.
Подруга снова заговорила об Али. Мужчина он, конечно, видный, только вот по старинке смотрит на женщин, будто женская коса длинна, да ум короток. Но с ее-то, Жамилят, характером она, конечно, быстро уломала бы его. Если же говорить правду, то она так считает: посватается он к Жамилят лишь потому, чтобы всем доказать, что он тоже джигит, вполне достойный руки новой председательши, и если та не откажет, он, Али, снова окажется на высоте.
— Ох и выдумщица ты, Аминат! Думала, поговорим о серьезном, а ты... — рассмеялась Жамилят.
Шофер остановил машину возле птицефермы.
— Вот я и приехала. Правильно, э кыз, мало поговорили. Но, может, сейчас ты заглянешь к нам?
— Загляну обязательно, да, да, но в другой раз.
На молочной ферме ее окружили девушки-доярки.
Заведующий фермой Мухажир, высокий, дородный, еле протиснулся к Жамилят сквозь плотный круг женщин.
— Жаловались? — Он строго обвел придирчивым взглядом своих подчиненных. — На кого? На себя?
— Мы вовсе и не жаловались, — прощебетал чей-то девичий голосок.
— Никто не жаловался, Мухажир, да, да, никто, — строго сказала Жамилят. — Но я вижу сама — тут и там грязь, хорошо, что надела резиновые сапоти, а то бы мне плохо пришлось. — И когда отошли в сторону от девушек, продолжила: — Посмотрела, а у доярок-то обувь худая. Безобразие, товарищ заведующий. Так что в ближайшие дни приобретите для них резиновые сапоги, — распорядилась она.
— Ходил я в бухгалтерию, просил денег на сапоги, но не дали, сказали, что нет по этой статье.
— Завтра не в бухгалтерию, а прямо ко мне приходи. Утром. Давай-ка, Мухажир, взглянем на девчачье общежитие.
В дощатом домике было три комнатки. В средней стояли две кровати, стол и печка-буржуйка, тут было тепло.
— Кто же здесь живет? — поинтересовалась Жамилят.
— Я и учетчик, а там — доярки.
Две другие комнатки были чистенькими, тщательно прибранными, но холодными: сюда поступало мало тепла из средней комнаты.
— Да ведь тут же холодно, как зимой в тундре! — воскликнула Жамилят. — Конечно, девушки — они ведь горянки, легкой жизни не знают, но разве тебе, Мухажир, не стыдно, что живут они в холоде, а вы, джигиты, — в тепле. Удивительно, что девчата до сих пор не слегли от простуды. Но они, Мухажир, не железные. Не знаю, как ты будешь выходить из положения, но чтобы еще две буржуйки в этих комнатах были!
— Где же я их возьму?
— На складе.
— Я уже спрашивал, там нет.
— А в правлении? У нас в правлении есть — их никогда не топят. Привези оттуда и поставь. Завтра же!