Вышли во двор.
Жамилят отметила про себя, что на этой ферме дела обстоят во многом лучше, чем на других. Правда, и в общежитии, и в коровнике лютый холод. Коровник надо утеплять, но это дело будущего. Кормов здесь достаточно, и расходуют их экономно. Заведующий фермой Мухажир — человек дельный, хозяин своему слову. На него можно положиться.
Изо дня в день Жамилят зорко присматривалась к людям: на кого можно положиться, на кого — нет, кто на что способен.
У ворот фермы бибикнула черная «эмка», въехала во двор и остановилась возле коровника.
Из машины вышел широколицый человек среднего роста в сером пальто и серой шляпе — первый секретарь райкома партии Амин Гитчеев.
— Мухажир, езжай-ка ты в село за этими самыми печками, — быстро сказала Жамилят. — Я сама встречу гостя. Возьми мою машину.
Мухажир незаметно исчез за воротами, где стоял председательский «газик», решив для себя, чем дальше от большого начальства, тем спокойнее.
— О-о, и председатель здесь, — с удивлением сказал Гитчеев и в первую очередь поздоровался за руку с Жамилят и только после — с тремя доярками, которые стояли возле нее. — Как у вас дела?
Не дождавшись ответа, направился в коровник.
Жамилят пошла следом. Заметила, что хромовые сапоги секретаря в галошах. Ступает осторожно, выбирая места, где посуше, чтобы навозная жижа не захлестнула галош.
Молча пройдясь по коровнику, вышли во двор.
— В трудную годину ты стала председателем, Жамилят, — сказал доверительно Гитчеев.
— Что ж поделаешь? Не я год выбирала.
— А где их начальник? — кивнул на доярок, подчеркивая голосом слово «начальник».
— Уехал в село. С моим поручением.
— Значит, он в селе. Значит, некому встретить гостя?
— Почему некому? А я?
— Но и ты тут гостья.
— Теперь тут я не гостья, уважаемый Амин Гитчеевич. Если у вас какие-нибудь вопросы есть, с удовольствием отвечу. Странно, вы часто наведываетесь на наши фермы неожиданно, как снег на голову. А меня никогда не предупреждаете. Почему так?
— Зачем беспокоить лишний раз? У вас и так работы хватает. А у меня привычка — председателей понапрасну не беспокоить. Я на ферму приеду, своими глазами на все погляжу, и у меня складывается свое мнение о положении дел в колхозе...
— Какой же вывод вы сегодня сделали? О колхозе?
— Э-э, так я не был еще на других фермах. Кстати, я видел, ваша машина ушла. Если у вас тут нет неотложных дел, составьте мне компанию. Так и быть, ради вас отступаюсь от своей привычки.
По дороге Амин Гитчеев был предельно вежлив и предупредителен. Но ведомым только женщинам чутьем Жамилят угадывала: эта вежливость и предупредительность не очень-то искренняя.
Она еще не знала, что у Амина своя тактика по отношению к людям, которые были ему несимпатичны: лавиной добрых и ласковых, откровенных и многозначительных слов он обрушивался на собеседника, давая понять, что человек он простой, никаких претензий к собеседнику не имеет и главное его, Аминово, предназначение в этой жизни — делать добро. Таким образом располагая к себе, он выжидал, когда собеседник раскроется полностью, выложит перед ним наболевшее, и когда это происходило, он делал для себя нужные выводы относительно этого человека.
Постепенно в Жамилят угасла настороженность. В конце концов, почему ей кажется, будто Гитчеев прохладно настроен к ней? Вовсе нет. Почему бы ему не довериться — ведь как-никак он не просто душевный человек, но и секретарь райкома.
Речь зашла о квартире. Жамилят попросила, чтобы ей выделили какую-нибудь квартирку в райцентре, потому что уж очень тесно в доме отца. И нужно перевезти из Нальчика кое-какие необходимые вещи, например, письменный стол, шкаф с книгами, кровать, шифоньер. А сейчас где все это поставишь? Да и сына она хотела бы забрать к себе, чтобы был рядом. Почему не в ауле? В ауле надо строить свой дом, на это уйдет много времени. А квартира в районе нужна, пока она не построит дом в ауле. Ведь до райцентра — рукой подать, а до Нальчика далеко.
— У вас сын в десятом? Ого! Я не знал. Ясно, за ним глаз да глаз нужен.
— Вы правы. Такой трудный возраст. — И она рассказала о сыне: часто поздно возвращается из школы, весь вечер без присмотра.
— С хулиганьем связался, — заметил Амин. — Да... Неприятная штука, скажу я вам, очень неприятная.
— Но мой сын — не хулиган. Он хороший, воспитанный, добросовестный мальчик.
— Они все такими прикидываются. А если он с шайкой связан — плохо дело. Я знал одного товарища: солидный человек, был на хорошем счету, а сын, представьте себе, оказался бандитом, вооруженным грабежом занимался. Чего, спрашивается, ему не хватало? Посадили. В колонии пребывает.