Тогда тоже была дивная, теплая ночь; в глубоко синем небе, как и здесь теперь, — ни облачка, и звезды горели ярко. В украинских садах зацветали вишни, черешни и сливы, и стояли, осыпанные белыми цветами, точно снегом. Запах смолистого тополя мешался с тонким ароматом фиалок и молодой полыни. Соловьи с разных концов, вблизи и вдали, громко оглашали чуткий воздух своими первыми весенними песнями и доносились из храма, как и теперь вот, светлые звуки пасхальных напевов. Здесь не слыхать соловьев; но зато здесь ритмически раздается этот сладко баюкающий лепет волны и легкий шумок небольшого прибоя, ласково набегающего на каменный парапет хрящеватого берега. Вспомнилось ей, что и тогда, как теперь, все вокруг дышало какою-то таинственною торжественностью и вместе с тем южной негой, от которой на душе у нее испытывалось чувство весенней истомы, доходившее порой до замирания сердца. Вот и теперь — то же самое чувство, та же истома… Тогда, под обаянием их, она первая, вне себя от счастья, бросилась к поджидавшему ее в глубине сквера Каржолю, — и первое «Христос воскрес!» вырвалось для него из ее сердца. А теперь… Где-то теперь этот Каржоль, этот идеал, кумир ее в то время?.. От него все еще нет никакой вести, вот уже восьмой месяц, и никаких слухов о нем не доходит более… Но странно: ей это не так уже больно, как было в Боготе; она уже пообтерпелась, привыкла к его молчанию, — оно не тревожит и даже не огорчает ее больше. Что ж это, неужели равнодушие?.. Но нет, — казалось бы, ведь она любит его, должна любить, как невеста; она привыкла к мысли и к убеждению, что ее судьба должна быть связана с ним, а если нет, — что ж, не она в том виновата!.. Она не давала ему поводов измениться к ней, если он действительно изменился. Но ей все еще думается — правда, все реже и реже, — что со временем все это объяснится и он оправдается перед нею. Она не нарушала и, что бы то ни было, не нарушит первая данного ему слова; она все ж остается и пред Богом, и пред людьми его невестой, а там — что Бог даст!.. Выйдет за него, — хорошо, не выйдет, — что ж, не судьба, значит…
И тут опять невольно вспомнилась ей «обличительная» статья одесской газеты, хлебная операция, сухарная операция, опереточные француженки, рулетка, Мариуца и вся эта грязная муть, с которою мешается имя графа и от которой поэтому невольным образом брезгливо коробит ее нравственное чувство.
Да, тот ли это Каржоль, каким он казался ей два года назад, в ту пасхальную ночь, когда из ее уст для него первого вырвался первый лепет любви, восторга, счастия, когда она все, все готова была отдать для него и все за него выстрадать!.. Увы!.. Кумир ее потускнел, ореол исчез, идеал низведен до каких-то Мариуц и зимницких трущоб с кутящими интендантами…
«Ах, хорошо бы было теперь чувствовать себя совсем, совсем свободною, как вольная птица;..»
И странный он человек! — Ну, если разлюбил, зачем не сказать прямо, зачем не написать, — ведь написать еще легче, чем в глаза сказать, — и она бы, по крайней мере, знала, что все кончено. Она бы не стала упрекать его, — Бог с ним!.. Он бы сам по себе, она — сама по себе. Разве не лучше бы было?.. Но эта неизвестность, эти путы данного слова, — ах, как тяжело все это!
— Послушайте, сестра, — неожиданно раздался вдруг подле нее несколько взволнованный, но решительный голос Атурина. — Что я хотел спросить вас… давно уже…
— Что такое? — как бы очнувшись обратилась к нему Тамара.
— Скажите откровенно, пошли бы вы за меня, если б я сделал вам предложение?
— Предложение? — почти машинально повторила за ним ошеломленная этим девушка.
— Ну, да, предложение выйти за меня замуж, — пояснил он с некоторым внутренним напряжением, как бы пересиливая себя, чтобы поскорей уже высказать все разом и разрешить свою душу. — Простите, что я так прямо… но… что ж тут!.. За правду — правдой… Пошли бы?
Она взглянула ему прямо в лицо. Озаренное луною, оно показалось ей бледным и несколько взволнованным, но как всегда с открытым и честным выражением в глазах, где просвечивала теперь как будто затаенная боль и томление за да или нет, которым сейчас должна решить ему этот вопрос Тамара.
— Пошла бы, — ответила она ему прямо и просто, несколько подумав.
— Да?! — сделал он невольное движение к ней, весь мгновенно озарясь восторгом безграничного счастия.