Гудчайлд не улыбается, рассказывая Августину, как разгневался мистер Стернберг, подумав, что хотя бы такая часть его имени будет напечатана в гоночных книгах на всеобщее обозрение, как он проклял лошадь и ее нового владельца и выразил надежду, что эта мерзкая дворняга никогда не выиграет скачки, и как проклятие, похоже, сработало, поскольку лошадь Стерни все еще девственница.
Августин смеётся и говорит – на севере десятки небольших скачек, которые он мог бы выиграть – проклятье или нет. Каждое утро до рассвета он пускает лошадь рысью за своим велосипедом пару миль. Раз в неделю он отвозит её на ипподром, и Гарольд Мой пускает её в галоп. Каждый день после работы он ведёт неуклюжего гнедого много миль по малолюдным улицам на окраинах Бассета. Солнце садится, и город сковывает иней, но Августин продолжает идти. Он планирует дать Стерни два забега и заставить Гарольда Мой каждый раз держать его так далеко позади, что букмекеры и игроки северного округа начнут считать Стерни безнадёжным наёмником, на которого кто-то ездит просто ради удовольствия. Незнакомец останавливается, чтобы полюбоваться на коня Стерни, пока Августин ведёт его обратно к Лесли-стрит. Незнакомец спрашивает – как его зовут, приятель? Не останавливаясь, Киллетон отвечает – Сильвер Роуэн.
У Августина плохой день во Флемингтоне
Рано утром в субботу Клемент встречает Августина, который проводит Стерни через главные ворота после прогулки. Мальчик спрашивает отца: «Будет ли у Стерни сегодня скачка?» Августин отвечает: «Он ещё не готов к скачкам – я должен убедиться, что он в форме, прежде чем дать ему первый серьёзный забег». Затем мужчина спешит в вагон, надевает свой лучший костюм и готовится ехать поездом на скачки в Мельбурн. В вечернем поезде из Мельбурна обратно в Бассетт Августин сидит в углу переполненного купе второго класса. Он всматривается в окно, на силуэты редких северных лесов, которые проносятся мимо соперничающими стаями и нестройными шеренгами, всё ещё далеко от дома в какой-то бесконечной гонке. Полупьяный мужчина громко рассказывает о своей большой победе во Флемингтоне в тот день и спрашивает Августина, ходил ли он тоже на скачки. Августин отвечает: «Извини, приятель, но я ничего не смыслю в скачках». На станции Бассетт Августин находит место в переполненном такси.
Мужчина на переднем сиденье просит отвезти его в Американский овраг. Машина едет по пустынным городским улицам между громоздкими фасадами магазинов и отелей, построенных семьдесят лет назад, когда Бассетт был опустошен туннелями ныне заброшенных золотых рудников. Вблизи Американского оврага очертания куч мулока затмевают целые поля звёзд над рядами старых хлипких коттеджей, изначально построенных для сдачи в аренду шахтёрам. Пассажир открывает ворота и выходит прямо на веранду своего дома. Такси обходит город, минуя закрытые ставнями окна и покосившиеся балконы Чайнатауна, а затем неуверенно направляется к Лесли-стрит по улицам, где даже на самых незначительных перекрёстках стоят маленькие приземистые отели, едва ли больше окружающих домов, и только слово «БАР» слабо светится зелёным или оранжевым на фоне какой-нибудь скрытой лампочки, чтобы различить редкие окна. Киллетон просит водителя остановиться перед рядом небольших домов, построенных с небольшими двориками, чтобы клерки, продавцы и торговцы, которые раньше жили в них, могли посадить розу или сирень между окном гостиной и частоколом. Он находит свою жену сидящей у плиты на кухне. В своей темной спальне лежит Клемент, прислушиваясь. Августин отказывается от еды, которую жена готовила в духовке, и просит только чашку чая. Он спрашивает ее: «Что я тебе говорила в пятницу утром, что было главным пари дня во Флемингтоне?» Она отвечает: «Извини, я не помню». Он говорит: «Ты должна помнить: мне следовало записать это, чтобы показать тебе сейчас в качестве доказательства». В любом случае, ты можешь догадаться, что произошло: «Я начала день с выходного».
плохо, но я почти вернулся к финишу к предпоследней гонке
– Люди Гудчайлда вбухали деньги в дело, о котором я ничего не знал, так что, конечно же, мне пришлось с ними. Хорошо, что всё закончилось неудачей, если это хоть как-то утешает. Короче говоря, у меня оставалось всего два фунта на Тамерлана в финале. Как я сказал в пятницу утром, это была ставка дня. Он выиграл, навострив уши, но я всё равно проиграл несколько фунтов, вместо того чтобы остаться верным своему собственному мнению и получить приличный выигрыш.