Пока она снимает платье, чтобы искупаться, маленький зайчик Джеки бежит в траву неподалёку. Он спасается от охотников и собак, которые разлучили его с матерью и сестрой и выгнали из зелёных кочек, где он прожил всю свою жизнь на склоне холма, в пределах видимости дома девочки.
Девочка видит, как он пытается спрятаться у берега реки, но не трогает его и продолжает раздеваться. Она купается по колено в спокойной тёмно-синей воде, прислушиваясь к пеночкам весничок и поползней на деревьях и полях вокруг. Одним быстрым взглядом она мысленно представляет себе зелёный простор, более широкий и яркий, чем любой уголок лужайки или сада, который мальчик в рыжем городе за тысячи миль отсюда мог бы собрать из драгоценных штрихов и оттенков на страницах книг, которые он каждый год выбирает себе на день рождения. Вытеревшись, она садится на уютную лужайку недалеко от укрытия Джеки и начинает одеваться, часто останавливаясь, чтобы понаблюдать за парой чеканов, порхающих над ней. Она аккуратно расправляет одежду, словно знает, что однажды несколько человек в странах, о которых она никогда даже не читала, будут смотреть на её фотографии и на места, где она когда-то жила, и задаваться вопросом, каково это – быть девочкой в этом зелёном саду, куда редко заглядывали люди, где птицы и звери без страха резвились вокруг неё, и где цвет одного листа или блеск одного пера были ярче и долговечнее, чем огромные полосы солнечного света на их собственных равнинах. Она слышит звуки удаляющихся охотников и манит Джеки Хара выйти на открытое пространство. Клемент спрашивает отца, водятся ли зайцы в Австралии. Августин рассказывает ему об огромных зайцах, которые целыми днями лежали в высоких зарослях травы на ферме, где родилась Августин. У зайцев не было нор, где можно было бы спрятаться, и их детёныши…
У них не было другого способа защитить себя, кроме как прижаться к густой траве, когда приближались люди и собаки. Мальчик сбегает из дома в отдалённом городке и пытается жить, как заяц, в редкой траве на жёстких сухих холмах. Каждый день он наблюдает за каштановыми хвостатыми крапивниками и сиренево-серыми медососами и придумывает названия, которыми их можно было бы назвать, но птицы уже улетают всё дальше от городов и ферм, а некоторые виды и вовсе исчезают с лица земли, так что никто никогда не узнает их по имени. Мальчики в австралийских городах, которые ищут в книгах истории о Зайце, его цветущих кустарниках и порхающих птицах, вместо этого видят бледную улыбающуюся девушку у далёкой реки. Прожив несколько лет среди невзрачных скал, тусклых листьев и неуловимых птиц, зная, что мало кто когда-либо прочтет о нем или увидит его фотографию в книге, Заяц-мальчик возвращается к своим друзьям и даже не пытается спорить с ними, когда они говорят, что желтогрудый сорокопут-малиновка — не настоящая птица, а обыкновенный вереск — не настоящий цветок.
Клемент любит Барбару Кинан
Клемент Киллетон снова видит решётку, тяжёлую от зелёных вьющихся растений, скрывающую задний сад дома в конце Лесли-стрит, и снова думает о Барбаре Кинан, девушке, которую он любил больше года. Однажды в субботу он полчаса идёт по странным улочкам мимо северной железнодорожной линии и глубокого водостока, который все называют ручьём. Он с минуту смотрит на вид вдоль улицы Барбары, но поворачивается назад, чтобы наконец не увидеть через боковую калитку дома из вагонки, чуть более опрятного, чем его собственный, задний двор, где каждую субботу девочка с удовольствием играет в те же самые тривиальные игры, в то время как всего в миле от него, на другом берегу ручья, мальчик рисует на земле своего заднего двора карты квадратов, где один квадрат затенён пучками травы и украшен несколькими невысокими холмиками, которые он наскрёб руками с ровной земли. Долгое время, ползая на животе по голой земле из самого дальнего угла двора, мальчик даже не видит город, где один квадрат улиц так резко выделяется среди окружающих. Затихающие голоса американок почти затихли – в
Холмы Айдахо в холмах Айдахо, прежде чем он мельком увидит невысокие холмы, размытые листвой над панорамой улиц, похожих на рощи. Он приближается к концу долгого путешествия по стране, которую, возможно, никогда не увидит, к холмам, о которых он может только догадываться, где он мог бы увидеть более явный знак того, что хотел полюбить, когда увидел и не смог забыть такие вещи, как странное расположение трёх бледно-золотистых веснушек на неулыбчивом лице маленькой девочки, которая никогда с ним не разговаривала и играла в свои самые сокровенные игры за листьями, которые он никогда не раздевал. После многих лет путешествий он почти достиг конца путешествия, которое он впервые начал, когда услышал по радио песни «Алые паруса на закате», «Когда весна в Скалистых горах» или «В Голубом хребте Вирджинии», которые намного старше песен в новых программах-парадах, которые сейчас слушает весь Бассет, или когда он увидел цветные страницы старых журналов National Geographic с подписями вроде « Фургоны, направляющиеся в Орегон». когда-то вызывали заторы на этом одиноком перевале, или заросшие травой колеи все еще показать, где когда-то прошли отважные пионеры, и знали, что где-то, так далеко, что ни один ребенок или взрослый, заглядывающий в уголки заднего двора в Бассете, даже не начнет искать ее, есть страна в глубине того, что люди, живущие у ее границ, называют страной. Только невесомые просторы ее безлесных трав достаточно огромны, чтобы вместить многомесячный путь к намеку на предгорья, которые он видит перед собой, когда клянется продолжать любить Барбару Кинан. Почти каждый день в школе он замечает чистую розовую кожу над ее коленями, не испорченную ни струпьями, ни язвами от падений на гравийных дорожках и школьных площадках, и все же он отказывается думать о ее бедрах и брюках, а вместо этого устремляет взгляд на полоску фиолетового цвета прямо над самым далеким горизонтом. Мужчина знает, что там, на самом краю почти безлюдного пейзажа, его маленькая возлюбленная гор надёжно укрыта от других мужчин и мальчиков до того дня, почти в начале лета, когда она уже почти потеряла надежду, он возвращается и застаёт её врасплох, одетой в современные американские купальники, стоящей в чистом горном ручье. Днём первой пятницы месяца дети школы Святого Бонифация по три идут в церковь на благословение. Они болтают сотнями пар ног под скамьями и ощупывают пальцами липкий от жары лак на перилах сидений перед собой, в то время как многочисленные золотые шипы дарохранительницы и экстравагантные кремовые складки ризы и плечевой вуали воздают почести крошечному, строгому белому диску Господа нашего в