Лидер Lost Streamlet , который оторвался на пару корпусов от Veils of Foliage и Hare in the Hills, все еще продолжает этот длинный рывок по полю с самого последнего места. За ними следует Springtime в Rockies ждут последнего заезда, Hills of Idaho тоже там, Proud Stallion , который выглядит побеждённым, Passage of North Winds , если он достаточно хорош, и Infant of Prague под кнутом, не производящий никакого впечатления, затем Captured Riflebird и Den of Foxes , у которых впереди серьёзная работа, затем отрыв к Monastery Garden, за которым следуют Mysteries of the Rosary , которые вот-вот сойдут с дистанции, и их обгонят Silverstone и Tamarisk Row вместе, далеко позади, затем Transylvanian, который не смог подняться, и, наконец, Silver Rowan, примерно в двадцати корпусах от лидера. Когда позиции благополучно занесены в его протокол, он сидит снаружи, ожидая звука автобуса, и наслаждается тем, о чём будет тайно размышлять каждый день, пока наконец не решится исход скачек – тем моментом, когда болельщики почти каждой лошади всё ещё верят, что их мечта оправдает их надежды, даже если в итоге им самим придётся долго восхищаться результатом. Он затаил дыхание, ожидая Затерянного Ручейка , чей всадник отважился забежать так далеко от дома, и с каждым шагом опасается приближения целой группы решительных соперников, которые, однако, всё ещё могут удержать его небольшое преимущество на протяжении всей прямой. Он сжимает кулаки за Зайца. В «Хиллз» , который с самого начала шёл в хвосте и с тех пор неуклонно улучшал свои позиции, но на трассе он был слишком далеко, так что, возможно, уже израсходовал слишком много своей драгоценной выносливости. Он вскакивает на ноги и ходит по залу, тревожась за Тамариска Роу , за которым следуют всего две лошади, и теперь ему приходится ждать, пока все остальные выйдут на прямую, прежде чем бежать, потому что пробиться сквозь толпу впереди нет никакой возможности.
С разных точек зала он пытается оценить расстояние между Тамариск Роу и лидерами и понимает, что независимо от того, насколько уверенно финиширует лошадь, она не попадется на глаза комментатору забега, пока не приблизится к столбу, так что многие даже из его сторонников, возможно, потеряли надежду и вместо этого посмотрели на лидеров, прежде чем впервые услышат его имя. Тамариск Роу проревел на них, словно боевой клич, перекрывая беспорядочный шум толпы, и, возможно, только горстка верных друзей узнает тот почти невыносимый восторг, который постепенно нарастает, когда забытая лошадь проходит одну за другой в своем длинном извилистом забеге по полю, а толпа все еще не замечает, как он приближается к лидерам.
Жители Тамариск-Роу выглядывают из окон. Всякий раз, когда Августин возвращается после прогулки на Стерни на ипподроме Бассетт, Клемент с интересом прислушивается к разговорам отца, чтобы узнать новости о миссис Мой, жене жокея. Но Августин упоминает о ней так редко, что Клементу иногда приходится самым невинным голосом спрашивать: «Папа, мистер Мой ездил на Стерни сегодня утром?». А когда Августин отвечает: «Да, конечно, ездил», – спросить: «Он приехал на своём большом Студебеккере?». А когда Августин говорит:
А как бы он иначе пришёл? Спросить: «Приехала ли с ним миссис Мой посмотреть, как он катается?» Обычно ответ — нет, не приехала. Клемент, всегда внимательный к таким вещам, замечает нотки смущения в голосе отца и догадывается, что в миссис Мой есть что-то такое, чего ему (мальчику) не следует знать. Он догадывается, что однажды летним утром, когда солнце уже палило, а ветер подул с севера, Августин отправился в современный кирпичный дом Мой, раскинувшийся среди высоких деревьев с густой листвой, в которой поместилась бы дюжина птичьих гнезд, и увидел через москитную сетку на входе (потому что матовая стеклянная дверь была открыта всю ночь из-за жары), что Мойи, когда остаются наедине, занимаются тем же, чем сам Клемент, вскоре после того, как он впервые увидел в темных очках миссис Мой ипподром, форма которого отличалась от всех известных ему, и задался вопросом, какие же очертания видит она сама со своей стороны душного стекла, обнаружил мужчину и его жену, занимающихся ими в изолированной усадьбе Тамариск-Роу. Это место всё ещё так уединённо среди равнин, и вид этих равнин, который видят тамошние жители, глядя сквозь окна, затенённые виноградной лозой и плющом, на места, растворяющиеся в солнечном свете, всё ещё так изменчив, что единственное сходство с ним, которое знает Клемент, – это пейзаж, который попеременно расширяется и сужается в полированных стеклах женских солнцезащитных очков. В дни, когда Клемент их не беспокоит, мужчина и женщина за стеклом видят огромное плоское пространство загонов, сливающихся в один белый расплавленный шар размером не больше зрачка, или дорогу, ведущую вперёд, словно прямая ипподрома, изменённая так, что она смело мчится к какой-то далёкой достопримечательности, но так и не достигает её. Иногда, когда мужчина указывает жене через затенённое стекло на большой розовый хохолок, висящий под конём Тамариск Роу , над их газоном и садом появляется чудовищный светящийся столб мясисто-розового цвета. Иногда даже по ту сторону стекла они видят внезапные