— Выходит, Свамин послал тебя…
— За кайном для Ваделы. Я думаю, ты не откажешь, ведь Вадела тебе родная, и ты должен о ней заботиться. А если ей нечего будет носить, тебя осуждать станут. Именно об этом я сразу подумал. Поэтому и пошел к тебе.
— Бедная Вадела! Мне ее очень жалко.
— Вот и помоги ей.
— Подожди минутку, пойду посмотрю, что бы ей такое дать.
С этими словами Имбата скрылся в соседней комнате и вскоре вернулся с куском материи в руках.
— Вот, Маруко, возьми. — Староста протянул сверток и добавил: — Но отцу ее передай, сам он пусть ничего от меня не ждет.
— Что ты, что ты, Имбата, Свамин для себя ничего и не просил. Он беспокоился только о дочке.
— Еще бы! Ему стыдно попрошайничать.
— Верно, верно, Имбата. Ну что ж, я, пожалуй, пойду, а то они, наверно, заждались меня.
Маруко вышел от старосты с высоко поднятой головой: как ловко сумел он надуть и Имбату! А еще говорят, будто он, Маруко, неудачник. Что-что, а удачу он умеет поймать за хвост. Веселый подходил Маруко к своему жилищу.
Хижина Маруко стояла на отшибе, прилепившись к подножию холма. Она была тесная, грязная и неприветливая. На дворе валялся всякий мусор, объедки. В комнатах по углам висела паутина; семейство Маруко, видно, не очень заботилось о чистоте. Домишко был маленький, семья у Маруко большая: девять душ, а мужчин только двое — он и его сын Кависта.
Едва Маруко вошел во двор, навстречу ему с радостным визгом кинулась маленькая девочка.
— Папа пришел! Папа что-то принес!
В одно мгновение все обитатели хижины высыпали наружу.
Увидев в руках у мужа два свертка, жена Маруко выхватила один и развернула.
— Смотрите-ка, материя! — воскликнула она обрадованно.
— Кто тебе дал? — спросила сестра Маруко.
— Это мне, это мне! — запрыгала его младшая дочка.
— Тихо, вы! Ишь разгалделись! — прикрикнул на них Кависта. — Что, понравилась материя? Работать надо, тогда всего будет вдоволь. А вы сидите целыми днями дома и изнываете от безделья.
Потом, обратившись к отцу, спросил:
— Где ты все это взял?
— У тех, кому добро девать некуда, — ответил Маруко.
— У Веллингтона?
— И у него тоже. Да и староста расщедрился.
— Как это ты сумел?
— Очень просто. Они у других берут, а я у них. Да что это вы все дома? Почему не идете дом гостям строить?
— Еще чего! — презрительно бросил Кависта. — Что мы, рабы этих голландцев? Я никого из домашних туда не пустил.
— Конечно, Кависта, мы не рабы голландцев, но…
— Рабы старосты, да? — резко оборвал его сын.
— Ах, сынок, — вздохнул Маруко, — мы ведь живем не одни. Другой раз так что-нибудь не хочется делать, а приходится. Соседи-то что скажут?
— Значит, ты пойдешь строить этот дом?
— Я уже стар, Кависта, мне трудно себя переделать. Будет нехорошо, если я не пойду вместе со всеми. К тому же я сейчас от Имбаты. Чем только он нас не угощал! Подумай сам, какими глазами я буду на него глядеть, если после такого угощения не пойду со всеми на работу.
— Ну и ступай к своему Имбате. Ловко он тебя заманил! Но знай, никого из дому я с тобой не пущу!
На том разговор и кончился. Приказав жене убрать пока материю подальше, Маруко отправился на берег.
На месте будущего дома народу собралось порядочно. Работа шла уже полным ходом. Одни волокли из лесу деревья, другие тащили длинные прутья, третьи плели стены. Каждый делал что мог.
Маруко тут же включился в общую суету. То поможет поднять дерево, то поднесет связку прутьев. Лонторцы трудились изо всех сил, пот лил с них градом; но они не чувствовали усталости. Голландские моряки, которым не сиделось в своих палатках, подходили к работающим. Что-то говорили на своем непонятном: языке. И хотя никто из лонторцев не знал голландского языка, а заморские гости не понимали местного наречия, завязывались знакомства, слышались шутки, смех.
И только двое чужеземцев, Якоб ван Хеемскерк и ван Спойлт, не проявляли интереса к происходящему. Они удалились в стоявшую поодаль палатку и ни разу не вышли оттуда: видно, были чем-то очень заняты. Лонторцы уже поняли, что эти двое — важные господа, не чета прочим голландцам.
Никто не смел нарушить их уединение. Один только Маруко, ничуть не смущаясь, подошел к самому входу в таинственную палатку, откинул полог. И не успели Хеемскерк с ван Спойлтом сообразить, в чем дело, как он уже оказался внутри, отвесил им низкий поклон и уселся на землю, скрестив ноги.
Голландский капитан и его сподручный недоуменно переглянулись.
— Что тебе здесь нужно? — спросил ван Спойлт на своем языке.