Сложнее всего было написать первый иероглиф. Дальше стало проще. Дворец памяти раскрывался передо мной, и с каждым прикосновением кисти к бумаге холодные, ровные столбцы заполняли страницу. Кисть мелькала как молния. Я не просто записывал — я вытаскивал из глубин разума следы наставника, его работу, его мысли, зашифрованные в его почерке.
Мэй Лин перестала дышать. Я заметил, как её взгляд изменился, как пальцы крепче сжали прядь волос. Она читала. Узнавала. И я понял: она увидела в моем почерке почерк того, кого искала.
Я писал, не останавливаясь. Иероглиф за иероглифом заполнял бумагу ровными столбцами. Все схемы, все контакты, все продажные чиновники. Я изливал на бумагу все записи наставника. В какой-то момент я погрузился в транс. Не знаю сколько я писал. Но меня вывел из него едва слышный звук — Мэй Лин встала. А через несколько минут комнату наполнил запах чая.
Невидимые никому, потоки ветра кружили рядом со мной. Они говорили, что я прав. Что выбрал правильную сторону.
Когда я поставил последнюю точку, то комнату заполнила тишина. Я поднял голову. Ее темные глаза внимательно смотрели на меня. А в ее руках был поднос, на котором стояли чашки с чаем. Медленно поставив его на стол, она подошла ко мне и порывисто обняла, тихонько прошептав на ухо:
— Спасибо, что сделал правильный выбор.
У каждого есть свой ритуал приведения мыслей в порядок. У наставника это была чайная церемония. Именно он приучил меня к хорошему чаю, научил правильным техникам заваривания. И я даже смог освоить это искусство, но до истинного мастерства мне было еще далеко.
Другое дело точить ножи. Тут я мог поспорить с лучшими из оружейников. Мастера прошлой династии говорили: хороший клинок не режет тело — он режет тень. Когда-то давно эти слова запали в мою душу и теперь я делал свои клинки идеальными.
Превратить тупой кусок железа в идеальное оружие это великое искусство. Когда твоя жизнь зависит от твоего ножа, то ты стремишься сделать все идеально. И я сумел достичь этого идеала. Четкая, монотонная работа не требовала от меня никаких усилий. Все происходило рефлекторно, а я в это время думал.
Я водил клинком по точильному камню, ощущая, как металл обретает идеальную гладкость. Верь только себе и своему ножу, говорили на улицах, и я в эти слова верил.
Как верил в то, что торговля смертью — самая прибыльная торговля в этом городе.
Фу Шан раскрыл вещи, о которой в Высоком городе предпочитали молчать. Культ контролирует потоки чёрного лотоса и прочих наркотиков. Они несут дурман, разрушают волю, а если передозировать — отправляют прямо в ад. Но главное даже не это. Деньги. Грязные деньги, которые текут в их храмы, капают в чаши жрецов, обагряют руки тех, кто смеётся за ширмами из красного шёлка.
Чёрный лотос — товар для аристократов. Но ни один господин, даже самый распущенный, не станет марать руки о торговлю зельем. Это делают другие. Бумаги, контракты, печати — всё чисто. Груз опиума превращается в редкие пряности. Свертки чёрного лотоса — в сушеные водоросли. Деньги уходят в руки купцов, подставных лиц, а уже потом, пройдя цепочку переоформлений, оказываются в сундуках уважаемых семей.
Я чувствовал, как нож становится острее с каждым движением. Сначала — широкие, размашистые проводки, счищающие грубые зазубрины. Потом — все более точные, почти нежные, пока кромка не начинала напоминать черту, проведенную по тончайшему шелку.
Запах раскаленного металла висел в воздухе, смешиваясь с ароматом масла и камня. Рука привычно находила угол — ровно двадцать градусов, не больше, не меньше. Один неверный нажим — и лезвие можно испортить безвозвратно.
Последний штрих — легкое движение кончиком, и нож запел. Тихий, едва уловимый звон, как предсмертный вздох.
Теперь он был готов.
Как и я.
Журнал поставок, украденный мной у дома Дианг, указывал на тех же посредников, которых записал мой наставник. Их покрывают те, кто сидит в столице. Именно за этими сведениями охотилась Мэй Лин. Но она не знает всей информации и поэтому не может сделать нужные выводы. Я до сих пор не знаю, до какой степени могу ей доверять. Но без ее помощи вскрыть этот гнойник будет невозможно.
В списках значились поставки иного рода. Девушки. Юноши. Дети. Я сразу вспомнил как убил жирного ублюдка пытавшегося поймать меня, чтобы продать. Тогда я не знал, что учитель наблюдал и в случае чего вмешался. Но я все сделал сам. Своими руками и ножом, который я так любил точить.
Я вырвал волос и бросил его на лезвие клинка. Под собственным весом волос разделился на две половинки. Губы искривились в усмешке. Точно готов.