— Тот, кто их контролирует, очень сильный некромант, — тихо произнес Шифу, перестав перебирать четки. Его глаза сузились, следя за амулетами. — Заклятие не очень искусное, но его мощь велика.
Цзянши рванулись вперед. Они двигались очень неуклюже, но крайне быстро. Их движения были лишены плавности — только дерганые, марионеточные рывки. Один прыгнул, распахнув гнилые руки, длинные ногти блеснули в свете факелов. Другой, согнувшись, шел на четвереньках, как обезумевший зверь. Их рты открывались в беззвучном крике, из которого вырывался только булькающий хрип.
Я выхватил ножи. Они будто сами скользнули в руки. Я ощущал течение Изнанки, идущее из открытого люка за их спинами. Он был как дыхание умирающего чудовища. Кожа покрылась мурашками от этой мощи, а мышцы напряглись. Все тело знало — это будет резня.
— Готовьтесь! — коротко бросил я.
Ликуй с ревом шагнул вперед, топоры в его руках блеснули. Ксу натянула тетиву и тут же спустила. Первый выстрел — и стрела вонзилась прямо в амулет ближайшего цзянши. Бумага вспыхнула, мертвец рухнул, как срубленное дерево.
Я рванулся вперед, не желая ждать, когда они доберутся до нас. Моя сильная сторона — это скорость и ловкость. Нельзя дать себя окружить. Первый цзянши рванул ко мне рывком, словно пес, сорвавшийся с привязи. Его когти прошли в паре пальцев от моего лица. Я шагнул в сторону, клинок полоснул по желтому амулету — бумага вспыхнула, и мертвец тут же упал. Губы искривились в ухмылке. А это легко.
Ксу стояла в центре, словно статуя. Ее лук пел. Каждая стрела попадала точно в цель. Выстрел — и очередная голова с чавкающим звуком раскалывалась от ее граненых стрел. Она не стреляла впустую: движения были идеально выверены, экономны, будто каждое заранее рассчитано. Даже ветер, казалось, помогал ей, не мешая полету стрел.
Ликуй ревел, как раненый зверь, но его топоры работали хладнокровно. Один взмах — цзянши лишается руки. Второй — голова взлетает в воздух, ударяясь о палубу с глухим звуком. Его плечи ходили, словно кузнечные меха, дыхание было рваным, но он только ускорялся. Тела вокруг превращались в кашу из костей, гнили и крови. Теперь мне стало понятно, почему его прозвали Черный Вихрь.
Бойцы с гуаньдао держали линию рядом с ним. Древки их оружия сбивали мертвецов с ног, тяжелые лезвия разрубали гниющую плоть. Они работали как идеальный механизм, постоянно прикрывая друг друга: один сбивает, второй добивает.
Арбалетчики держались чуть позади, выбивая опасных противников. Каждый выстрел — тяжелый болт в грудь или голову. Они не пытались убить — они контролировали ситуацию, вбивая цзянши в доски, чтобы остальные могли добить. Глухие удары болтов, треск дерева, хрип мертвецов — все смешалось в один рваный ритм смерти.
Я двигался в тени Ликуя. Мертвые выбрали его основной угрозой, чем я и нагло пользовался. Сражаться, принимая чужие удары, — не мой стиль. Я скользил по палубе, нанося быстрые и точные удары. Удар — и левый нож срезает амулет. Поворот корпуса — и правый нож перерубает гниющую шею.
Я использовал их ломаные движения в своем танце смерти, заставляя мертвецов сталкиваться друг с другом. Грязь, кровь, трупная слизь летели во все стороны, пачкая одежду и кожу, но сейчас мне было не до того. Главное — держать ритм. Быть быстрее, чем они, бить точнее их.
Шифу был почти неразличим. Его движения — короткие, точные, будто каждое отточено десятилетиями. Пальцы — в глазницы. Ладонь — в основание черепа. Удар ребром ладони — и цзянши падает с переломанной шеей. Иногда он просто срывал амулет одним движением, словно рвал паутину. Его лицо оставалось спокойным, чуждым всему вокруг.
Цзянши лезли и лезли. Словно поток из чрева корабля. Доски палубы уже скрылись под слоем зеленой слизи и крови. Запах разложения становился все тяжелее, въедаясь в кожу, волосы, легкие.
— Сдохните, твари! — ревел Ликуй, разворачиваясь на месте и рассекая в стороны двух мертвецов одним ударом. — Их тут как тараканов! Во имя Цуй Ксу! Во славу Изумрудного Кедра! — его боевой клич отражался от глади воды, постепенно теряясь в тумане.
Я чувствовал, как мышцы начинают ныть, несмотря на подпитку эссенцией. Дыхание стало тяжелее, а мышцы на руках забивались.
— Держать строй! — крикнул я арбалетчикам, уже бросившим свои тяжелые игрушки и выхватившим мечи. — Не давать им окружать!