Третий этаж встретил меня еще большей роскошью. Шелковые драпировки на стенах, дорогие вазы на подставках, свитки с каллиграфией в рамах из черного дерева. Здесь явно жил человек, который любил демонстрировать свое богатство.
Согласно правилам, спальня хозяина была в конце коридора. И действительно, в конце виднелась массивная дверь из темного дерева, вся украшенная резьбой, с позолоченными ручками. Вот только перед ней стоял охранник. А это говорило, о том что Лян Шу все-таки опасается за свою никчемную жизнь.
Хотя глядя на скучающего и усталого охранника, мне показалось, что опасения за жизнь были больше номинальными. Ну кто, в здравом уме ставит одного ночного стражника? Их должно быть хотя бы парочка, а тут лишь зевающий от скуки головорез. Видимо, ночная смена близилась к концу, и он мечтал лишь о том, чтобы его сменили. Охранник вновь зевнул, широко раскрыв рот, и в этот момент я метнул нож.
Лезвие пересекло расстояние в десять шагов быстрее, чем он успел моргнуть. Вошло в открытый рот, пробило нёбо, прошло сквозь мозг и застряло в черепной коробке. Его глаза расширились от шока. Он попытался вскрикнуть, но вместо крика из горла вырвался лишь булькающий хрип. Тело начало падать.
Я метнулся вперед, пересекая коридор, и поймал его прежде, чем он грохнулся на пол. Вес был приличный, но я справился, плавно опуская труп на каменные плиты. Вытащил нож из черепа, вытер о его же одежду, и потащил тело к темному углу за массивной вазой.
Спрятав охранника так, чтобы его не было видно с первого взгляда, я выпрямился и прислушался. Дом молчал. Никаких тревожных криков, никаких звуков бегущих ног. Только тихое потрескивание фитилей в масляных лампах и отдаленный шум ночного города за окнами.
Я подошел к двери спальни и замер. Изнутри не доносилось ни звука. Или Лянь Шу крепко спал, или он не спал вовсе и ждал меня с оружием наготове.
Только один способ узнать.
Я положил руку на ручку двери и медленно надавил. Механизм поддался без скрипа. Видимо, слуги хорошо смазывали петли. Дверь беззвучно приоткрылась, и я заглянул внутрь.
Роскошная спальня. Широкая кровать с балдахином из красного шелка. Тяжелые занавеси на окнах. Запах благовоний и чего-то еще, чего-то неприятного, что я не мог сразу определить.
На кровати спали двое.
Лянь Шу лежал на спине, его полное лицо расслабилось во сне. Седые волосы растрепались по подушке. Он выглядел мирно, почти по-отечески, как добрый дедушка из детских сказок.
Рядом с ним лежал юноша. Молодой, не больше шестнадцати. Красивый, с тонкими чертами лица. Его горло перетягивала красная шелковая лента, завязанная в причудливый узел.
Меня передернуло от отвращения.
Лянь Шу. Дневной мастер гильдии воров. Человек, которого я когда-то уважал. Который учил молодых воров кодексу чести. Который читал лекции о традициях и морали мира Цзянху. Который был моральным компасом для многих парней с улиц Нижнего города.
И вот чем он оказался на самом деле. Еще одним извращенцем, прячущим свою гниль за маской праведности.
Я вошел в комнату, бесшумно закрывая за собой дверь. Подошел к кровати, намереваясь вырубить юношу быстрым ударом в затылок, чтобы он не помешал. Но когда я присмотрелся, то понял страшную правду.
Юноша не дышал.
Грудь не поднималась. Губы посинели. Глаза были закрыты, но в них не было даже намека на движение под веками. Красная лента на горле была затянута слишком туго, врезаясь в бледную кожу.
Лянь Шу задушил его. Во время или после своих мерзких утех. И оставил труп рядом с собой, словно это была просто использованная вещь.
Ярость вспыхнула во мне, горячая и яростная. Я сжал рукоять ножа так сильно, что костяшки пальцев побелели. Внутри что-то холодное и злое требовало немедленной расплаты. Не допроса. Не информации. Просто смерти этого мерзавца.
Но я сдержался. Мне нужны были ответы. Мне нужна была правда о смерти наставника.
Я приложил лезвие ножа к горлу Лянь Шу и слегка надавил. Не настолько, чтобы прорезать кожу, но достаточно, чтобы он почувствовал холодную сталь.
Его глаза распахнулись мгновенно.
Первое, что он увидел, это мое лицо, наполовину скрытое темным платком. Только глаза оставались видны, и в них он должен был прочитать свою смерть.
Он попытался закричать, но я надавил ножом сильнее, и крик превратился в жалкий писк.
— Тихо, — прошептал я. — Один звук громче шепота, и я перережу тебе горло прежде, чем охрана успеет подняться по лестнице.