Его линия пролегала через кусты смородины, через пару дорожек и грядку с луком и заканчивалась у стены с одной стороны и грядки с кабачками с другой.
Он тщательно провел поиск, сделав поправку на ширину в четыре ярда в любую сторону.
Грядка с костным мозгом не принесла ничего, кроме прекрасной коллекции удивительных тыкв, но у дальней самшитовой изгороди вдоль второй дорожки он резко остановился. Именно здесь в предыдущую субботу в полдень прекратилась стрижка, и садовник остановился и отложил ножницы. Его тележка и доски для сбора урожая все еще стояли там, у дорожки.
Кэмпион медленно шел дальше, пока его взгляд не остановился на темной неправильности в гладких острых очертаниях недавно подстриженных кустов.
Когда, наконец, он нашел это, он опустил руку в густые пружинистые ветви, и у него вырвался вздох. Он снял носовой платок с гирь в кармане и использовал батист, чтобы защитить свою находку от собственных отпечатков пальцев.
Пели птицы, и аромат цветов из другого сада проникал через низкую стену вместе с дуновением сверкающего на солнце воздуха, когда он стоял, глядя вниз на свою находку.
Это был посеребренный велосипедный фонарь.
Глава 24
Клубная комната "Зайца и гончих" была переполнена мебелью, несмотря на свои размеры. На огромном столе, за которым сидели старший инспектор Йео, детектив-сержант Инчкейп, оба из центрального отделения ЦРУ, старший инспектор Кулинг из окружной полиции и мистер Альберт Кэмпион, частный детектив поневоле, стояли, наряду с принадлежавшими этим джентльменам принадлежностями, тридцать семь пепельниц, на каждой из которых были надписи различной рекламы, полиантовое розовое дерево в замечательном горшке, треснувшая бутылка с затвердевшими чернилами и Библия с красным маркером.
Остальная часть зала соответствовала этому центральному экспонату и содержала несколько очень тонких образцов ранней камерной портретной съемки, созданных ценителями.
“Он вытер лампу и просто выбросил ее с глаз долой, думая, что никто не обратит на нее внимания, даже если ее найдут. Он полностью обошелся без майора. Мы не ожидали, что узнаем, как произошел этот взрыв ”.
Йео сделал заявление с серьезностью, соответствующей его положению самого авторитетного человека среди присутствующих, и местный инспектор, который был прекрасным солидным человеком с военной выправкой, кивнул в знак согласия.
Йео взглянул на лежащие перед ним листы с машинописными заметками.
“Как только вы вчера включили лампу, мистер Кэмпион, мы сразу увидели, что она была чисто вытерта, - сказал он, - и, конечно, мы узнали ее по характеристикам производителя. Они готовы поклясться, что это настоящая лампа, которую они доставили вместе с велосипедом. Inchcape передала ваши показания о подрезке живой изгороди, и я склонен согласиться с вами. Садовник, должно быть, нашел его, если он был там, когда срезал коробочку. Это определяет время, когда он въехал в изгородь, как где-то между двенадцатью пополудни в субботу и, я думаю, мы можем предположить, десятью пятьюдесятью воскресным утром, когда Конрад забрал велосипед. Кто был в доме в это время?”
Инспектор Кулинг вздохнул.
“Тридцать семь человек без учета других”, - печально сказал он. “Мы уже опросили примерно половину из них. Что ж, мы продолжим. Это подготовительная работа, которая делает это”.
Йео поморщился.
“Сейчас в доме только семья и мистер Фарадей, не считая мистера Кэмпиона, я так понимаю?” - сказал он. “Я снова спущусь туда сегодня днем. У Сутане, конечно, дневной спектакль. Он вообще не пришел домой прошлой ночью, не так ли?”
“Он остался в своей квартире на Грейт-Рассел-стрит, сэр. Он часто остается перед дневным спектаклем”. Сержант Инчкейп охотно предоставил информацию из своего скудного запаса. “Они все в доме, за исключением молодой леди, мисс Евы Сутане. Она уехала в город в среду и до сих пор не вернулась. Ее отсутствие ускользнуло от моего внимания в четверг, но я узнал о ее визите к друзьям от горничной вчера, в пятницу. Объяснение, данное домашним, заключается в том, что ее брат подумал, что ей нужно немного переодеться. Это выдала мисс Финбро ”.
Он сделал паузу и облизал зубы - ужасная привычка, которой он позволял подчеркивать каждое свое второе замечание. Это придавало ему последовательную, самодовольную манеру, которая либо раздражала, либо забавляла, в зависимости от темперамента его слушателя.