“Пожалуйста, дорогая, выходи! Любимая Сара, выходи. Пожалуйста, выйди за мамочкой”.
Он пристроился рядом с ней.
“Сара в постели”, - сказал он.
Она с облегчением повернулась к нему, и он был рад увидеть в ее глазах радушие. Они вернулись через сад к дому и сидели на террасе, разговаривая, пока не начало смеркаться, когда они вернулись в утреннюю гостиную, слишком поглощенные друг другом, чтобы заметить продолжающееся отсутствие остальных.
Кэмпион не осознавал времени. Его тщательно тренированная наблюдательность временно вышла из строя. Он перестал быть зрителем и принимал участие. Он был необычайно счастлив. Его самомнение возросло. Он чувствовал себя способным и умным и говорил со всем прежним оживлением своей ранней юности. Все следы пустоты исчезли с его лица, а глаза стали живыми и веселыми.
Линда сверкала на него глазами.
Когда они говорили о провальной вечеринке днем, дело начало представлять свою чисто юмористическую сторону, и в их рассмотрение всей проблемы вкралась откровенно веселая нотка.
Каждый из них осознал новое чувство свободы и открыл вместе, когда они сделали друг другу неотразимый комплимент полного понимания, самое восхитительное и самое опасное качество взаимной стимуляции.
Остальные домочадцы и их усталые, обеспокоенные и возбудимые личности были забыты. Это был долгий и в высшей степени приятный вечер.
Неизбежный финал такого весеннего танца наступил, когда ни один из них этого не ожидал. Он посмотрел на нее через стол и усмехнулся.
“Это очень хорошо”, - сказал он.
Она смеялась, вздыхала и потягивалась, как маленькая желтая кошка.
“Я очень счастлив”.
“Я верю, что ты такая”, - пробормотал он и лениво поднялся с твердым намерением поцеловать ее. Это было совершенно случайное, непреднамеренное движение, возникшее естественным образом из-за неосознанного избытка его настроения, и он был на полпути по ковру к ней, когда мир стремительно вернулся к нему, и он остро осознал себя, и кто, и что, и где он был.
Второй раз за день его охватил внезапный ужас, что он полностью сошел с ума.
Он бросил на девушку испуганный взгляд. Она серьезно смотрела на него. Веселье исчезло с ее лица, и его место заняло легкое замешательство. Ему пришло в голову, что она разделила его опыт. Она встала и слегка поежилась.
“Я спущусь и посмотрю, не смогу ли я уговорить немного кофе у этой зловещей компании на кухне”, - беспечно сказала она. “Они очень уважают свое достоинство после сегодняшнего фиаско. Я сделал все, что мог. У них всю ночь был включен радиоприемник, что противоречит правилам в воскресенье, когда Джимми дома — ты ведь можешь это слышать, не так ли? У них страсть к военным оркестрам, и их подкупили портвейном и сладкими речами. И все же Хьюз предупредил меня этим вечером. Он возмущен, бедняжка. Я делаю все возможное, чтобы вернуть его. Я не могу его потерять. Он был с моим дядей ”.
Она быстро вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Предоставленный самому себе, Кэмпион затушил сигарету и провел рукой по своим гладким светлым волосам. Его охватило негодование, не лишенное примеси веселья по поводу полной неразумности его собственных, доселе прилично контролируемых эмоций.
“Так не бывает”, - сказал он вслух и виновато огляделся, испугавшись, что его подслушали.
Крик, раздавшийся по всему парку, сначала был таким слабым, что только часть его сознания осознала его, но по мере того, как он повторялся, неуклонно становясь громче и настойчивее, он ворвался в его мысли с силой взрыва.
“Придите, черт бы вас побрал! Кто-нибудь, придите! Придите немедленно! Где все? Кто-нибудь, придите!”
В тот момент, когда Линда вернулась в комнату, на террасе раздался топот ног, и Сутане с мертвенно-бледным лицом появился в открытых окнах. Даже тогда чувство театра не совсем покинуло его. Он остановился и уставился на них.
“Я убил ее”, - кричал он. “О, Боже мой, Линда, я убил ее! Я убил Хлою Пай”.
Глава 4
Бывают моменты острых ощущений, прежде чем разум снова начинает работать, когда шок - это не более чем ощущение физического озноба, и в эти моменты детали окружения склонны приобретать особую живость.
Линда обратила внимание на неопрятность ярко освещенной комнаты, на красный носовой платок Хлои, аккуратно сложенный на пианино вместе с ее книгой, и на длинную, темную, внезапно ставшую важной спину Кэмпиона, когда он застыл, полуобернувшись к ее мужу.
Затем в зале позади нее послышались шаги, и вошел менеджер Sutane, Дик Пойзер, его печальные глаза были пытливыми.
“Я услышал шум”, - сказал он. “В чем дело, Джимми?”