— Он что-нибудь натворил?
— Он пил портвейн в одном ночном кабачке, куда лучше бы ему никогда и ногой не ступать.
— И он был ее любовником?
— Никогда в жизни! Разве что однажды видел, как она одевается.
Тут мадам Мегрэ сделала заключение:
— Все мужчины одинаковы!
Под кучей писем было еще извещение с черной каймой, которое Мегрэ не показал жене.
«Сегодня в клинике Сент-Розали, в Льеже, скончался семнадцати лет от роду Рене-Жозеф-Артюр Дельфос, сподобившийся святого причастия…»
Клиника Сент-Розали в Льеже предназначена для богатых душевнобольных.
Внизу листка три слова:
«Молитесь за него».
И Мегрэ вспомнил о месье Дельфосе-отце, о его жене, его заводе, его любовницах.
Потом вспомнил о Графопулосе, который захотел поиграть в шпионов, так как ему было скучно и он воображал, что они загадочны и обаятельны — совсем как в романах.
Неделю спустя в кабачке на Монмартре какая-то женщина улыбнулась Мегрэ. Перед ней стояла пустая рюмка, которую владельцы заведения для виду ставили ей на стол.
Это была Адель.
— Клянусь вам, я даже точно не знала, что они там стряпают… Жить-то ведь надо, не так ли?..
И, разумеется, она была готова снова начать что-нибудь «стряпать»!
— Я получила фотографию того мальчика… Знаете…
Он где-то служит…
И из своей обсыпанной пудрой сумки она достала портрет. Такой же, какой получил Мегрэ! Высокий парень, еще не вполне сложившийся, который казался более худым в военной форме и впервые пытался с храбрым видом носить колониальный шлем!
Наверное, третий экземпляр этого фото на улице Луа показывали жильцам, снимавшим комнаты в этом доме, студентке-польке и месье Богдановскому.
— Он уже похож на мужчину, правда?.. Только бы не заболел лихорадкой!..
Мегрэ подумал о других юношах, посещавших «Веселую мельницу», у которой теперь был другой хозяин!