Все встали на колени перед Распятием, которое Фриц бережно вытащил из мешочка, хранящегося в его походной сумке.
Они впервые молились вместе, до этого каждый сам решал, стоит ли обращаться к Богу перед сном. Сейчас Дора сосредоточилась скорее не на словах молитв, а на разглядывании спутников.
Серьезность Фрица, когда он читал молитвы, больше не была напускной. Дора не могла не заметить, как заблестели его глаза, а лицо будто засветилось внутренним светом. Бланка радостно улыбалась, повторяя «Аминь!», точно выводила ноту. Карл выглядел сосредоточенным и смотрел вперед, будто на самом деле ничего не видя, а заглядывая в самого себя.
Но вскоре Дора поплатилась за то, что ослабила бдительность. Она по привычке перекрестилась справа налево, как было принято у вернианцев в Вермилионе и соседних с ним странах. Клирикане крестились слева направо. Дора было понадеялась, что ее оплошность не заметят, но у Бланки оказался острый глаз.
После окончания молитв, когда Фриц уже собрался уходить к себе, она спросила:
— Ого, ты крестишься по-другому. Специально? Какой-то обет?
В голосе Бланки не было осуждения, просто любопытство, и все же Дора напряглась. Пару мгновений она раздумывала, сказать правду или нет. И все же решилась. В конце концов, ходить она уже может, так что если троица путешественников не захочет знаться с вернианкой, то Дора как-нибудь подлечит ноги сама и останется жить в Несской марке.
— Я — вернианка. Вы ведь, наверное, все клирикане.
Бланка склонила голову к плечу, от чего ее кудряшки подпрыгнули.
— Разве это имеет значение?
Удивленно взглянув на нее, Дора пробормотала:
— Ну, ведь многие клирикане не любят вернианцев. В Пьетро мне с семьей приходилось ходить в церковь, принимать причастие только хлебом и молиться, как все, но мы оставались верны своему учению.
Дора замолчала, не видя на лицах остальных раздражения или других признаков недовольства.
Слегка дернув себя за ус, Карл сказал:
— Я вообще совсем недавно был язычником, так что не разбираюсь в этих ваших вернианцах и клриканах…
— На самом деле Фрици заразил нас всех своей ересью! — Бланка рассмеялась.
— О да, я великий еретик! — Фриц принял трагическую позу, но говорил все же шепотом:
— Я проповедую то, что Бог есть любовь и милосердие. На самом деле Он один, просто люди поклоняются ему по-разному. Главное не то, как ты молишься Богу или богам, а то, что ты — хороший человек. И я думаю, ты — хорошая.
Бланка и Карл закивали, ошарашенная такими откровениями Дора невольно покраснела и смогла только выдавить:
— Вы тоже очень хорошие люди…
На этом Фриц пожелал им спокойной ночи и вышел в коридор. От Доры не укрылось, как внимательно он осмотрелся по сторонам. Наверняка проверял на всякий случай, не подслушивал ли кто под дверью.
Карл и Бланка уснули довольно быстро, а вот Дора все ворочалась с боку на бок, смутно слыша бормотание, доносящееся из комнаты Фрица.
Самой себе Дора могла признаться, что просто боится засыпать, зная — во сне к ней наверняка опять явится инквизитор с новыми пытками.
Осторожно встав с постели и стараясь не разбудить Бланку, Дора подошла к окну, вдохнула прохладный ночной воздух. Затем она, обходя занявшего чуть ли не весь пол Карла, вернулась в постель и, перекатив Бланку к стене, как и планировала, улеглась ближе к окну.
Смена положения, как часто бывает, помогла: Дора заснула…
Глава 2. Часть 3
Раскаленный прут завис у самого лица. Дора чувствовала дикую боль в том месте, где кожа обуглилась и почернела от ожога.
— Покайся… — прошелестело рядом.
Из тьмы вынырнуло лицо инквизитора, белое, как мел.
«Я уже покаялась, пощадите», — хочет взмолиться Дора, но потрескавшиеся губы не движутся.
— Упрямишься, дочь греха? — В голосе инквизитора слышится неприкрытое наслаждение.
И пылающий алым кончик прута вонзается в кожу…
Дора резко села на кровати, глотая крик. Тело, чистенькое после мытья, теперь покрывал противный липкий пот. На щеке все еще ощущалось жжение.
Пытаясь подавить дрожь, Дора глубоко вдохнула и выдохнула, но это не помогло. Образы кружились в голове, такие яркие, полные звуков и запахов. Как бы Дора хотела все забыть…
Вдруг она ощутила, как на плечи опустились маленькие ладошки.
Дора испуганно дернулась, но Бланка только крепче обняла ее и шепнула по-матерински ласково: