Нет, нельзя просто бросаться на Роберто, который может все же оказаться именно тем, кем выглядит. В конце концов, одну ошибку Дора уже совершила. Вон та как раз вернулась сейчас в прежнюю человеческую форму и вопит в окружении односельчан. Ну да с этим можно разобраться потом.
Бланка тоже сообразила, в чем дело, пораженно прижала ладони к щекам и проговорила почти беззвучно:
— Вы думаете, колдун убил Роберто и принял его облик?
— Вполне вероятно, — пробормотала Дора, краем глаза следя за монахом.
Тот не подавал виду, что услышал разговор: все также сидел, сгорбившись. Но кто знает, возможно, он уже шепчет нужные заклятия.
— Если под рукой есть ингредиенты, оборотное зелье получится сварить за полчаса, — продолжала скороговоркой объяснять Дора. — Главная сложность — волосы того, в кого превращаешься. Или кусочек ногтя. В общем, без частички тела ничего не выйдет. У колдуна же как раз таки был в распоряжении труп.
— Церковников долго не было, слишком долго для простого боя, — поддакнул Карл и остервенело дернул себя за бороду. — Почему я раньше не подумал, что это подозрительно?
— Думаю, ты, как и я, счел, что они просто долго валялись без сознания. — Дора пожала плечами. — Все казалось естественным, на этом и сыграл колдун.
Бланка нахмурилась, и ее тонкие брови слились в одну линию — верный признак столь редких у нее приступов ярости.
— И что будем делать? Нападем? Ух, задам я этому мерзкому колдуну!
Тут впервые заговорил Фриц, который, казалось, даже не слушал друзей, уйдя в магический транс.
— Лучше сначала проверить.
— Я уже напроверялась, — проворчала Дора.
— С Роберто будет проще, чем с Пепе и детьми. — Фриц нехорошо прищурился. — Надо спросить у него то, что может знать только священнослужитель. Я тут подумал… он ведь с момента возвращения даже имени Господа ни разу не произнес. Вполне возможно, он уже настолько погрузился во тьму, что сам разговор о Всевышнем доставляет ему мучения.
Карл нагнулся вперед, касаясь ладонью земли, и проговорил тихо:
— Тогда вперед. Дора, ты будешь расспрашивать Роберто, я постою рядом и если что — атакую. Солнышко, ты остаешься защищать Фрица.
Понимая серьезность положения, Бланка не стала спорить и как обычно заверять, что может за себя постоять.
Выпрямившись одновременно с Карлом, Дора постаралась придать лицу подобающее скорбное выражение и подошла к Роберто. Ноги налились свинцовой тяжестью, от движения закружилась голова.
«Если сейчас тоже осечка, то останется только сдаться и умереть, — мрачно подумала Дора. — Интересно, может ли колдун выпить душу из трупа? Конечно, самоубийство грех, но лучше гореть в Аду, чем исчезнуть навсегда».
— Святой отец, прошу, исповедуйте меня, — взмолилась она, останавливаясь рядом с Роберто. — Все равно мы умрем здесь, и я хочу уйти в иной мир, как подобает доброй клириканке. Я бы обратилась за помощью к Фридриху, но он слишком занят поддержанием барьера.
— Ох, конечно, дитя мое, садись, — благостно проговорил Роберто и похлопал по земле рядом с собой.
Слишком уж легко он согласился. Или надеется выкрутиться?
— Понимаю, вы очень истощены. Давайте, чтобы не тратить время, вы сразу исповедуете и меня, и моего друга, — попросила Дора, садясь.
Карл с каменным лицом встал рядом с ней.
— В такое скорбное время приходится идти на крайние меры. — Роберто тяжко вздохнул.
Как играет-то, гнида!
— Прошу, дочь моя, расскажи о том, что тебя гнетет.
Попробовав прикинуться милой дурочкой, как делала Бланка, когда хотела ввести врагов в заблуждение, Дора похлопала ресницами. Спросила невинно:
— Ой, а вы не будете читать молитвы? Ну, какие положено? Я уж не знаю, но Фридрих всегда читает что-то перед исповедью.
На мгновение их взгляды встретились точно клинки. От глупой улыбки у Доры свело губы, ладони вспотели. В глазах Роберто она увидела холод, в лице — жестокость. Но потом все исчезло, словно ей почудилось.
— Прости, дочь моя, я так измотан силой зла, что кажется, начинаю терять разум. — Роберто расплылся в улыбке. — Спасибо за напоминание.
Он положил ладонь Доре на макушку и забормотал молитвы. Видимо, он рассчитывал на то, что она, как большинство простых людей, не понимает язык церковной службы — древнеиллирийский. Или, возможно, Винченцо рассказал товарищу, что Дора — вернианка. А может лже-Роберто просто банально надеялся, что она не разберет его речи.