Таким образом, без труда попав в город, подруги сразу направились к центральной площади, где должен был находиться рынок, благо, дорогу им подсказал первый же прохожий. Белония казалась совершенно обычным городом, каких много в клириканских землях. Дома из красного кирпича и камня, островерхие черепичные крыши. Ближе к площади даже появились мощеные улицы.
Встречались люди разной внешности, среди чернявых иллирийцев часто мелькали светлые макушки бруденландцев и каштановые волосы выходцев из восточных земель. Вроде бы все как обычно. Но почему-то Дору не покидало гнетущее ощущение — она списывала все на волнение. Да и отсутствие красок изрядно портило настроение: Дора ожидала, что уж в большом торговом городе увидит приятные глазу наряды. Однако в одежде людей на улицах встречались только серый, коричневый и черный с редкими вкраплениями белого в виде женских чепчиков. И никаких тебе ярких флагов, даже цветов, как всегда бывало в городах, не продавали.
Унылая картина.
— Они совсем не улыбаются, — внезапно сказала Бланка голосом, в котором прозвучала тень страха. — Никто…
Не веря, Дора стала вглядываться в прохожих, и вскоре на нее накатила вязкая тяжелая жуть. На лицах встречалось множество разных выражений: суровое спокойствие, высокомерие, брезгливость, ханжеское благолепие, ядовитые усмешки. Но ни одной веселой улыбки.
Пусть блюстители морали упомнили о недопустимости громкого смеха и всего такого, Дора все же сомневалась, что даже драконовские законы могут вытравить из людей желание радоваться. На деле же так оно и было. В Белонии не встречалось ни одного счастливого человека. По крайней мере, счастливого в понимании Доры и Бланки. Для всех этих людей счастье было в упоении собственной безгрешностью и нравственной чистотой. В уничтожении чувств и замене радости на злобное торжество.
Филипп вместе с последователями не просто насаждал жесткие законы, он менял саму человеческую природу. Вот что было по-настоящему страшно.
Чуткая Бланка, наверняка острее ощущавшая всю неправильность происходящего, вцепилась в руку Доры и не выпускала, даже когда их ладони стали липкими от пота.
Так подруги добрались до площади, где шумел рынок, на первый взгляд походивший на все другие рынки в разных частях Срединной Земли. Но только на первый.
Здесь не было буйства красок, не слышалось веселого гогота или ругани. Купцы и покупатели держались степенно, никакого торга — все цены заранее определены законами Церкви. Настоящие эмоции здесь вызывала лишь одна тема…
Нырнув в толпу, как две рыбки в омут, подруги быстро узнали то, что особо будоражило город.
— И правильно, что заранцев поджарят! — на ломанном кеттнианском вещал светловолосый торговец. — Поганые воры, туда им и дорога! У меня в прошлом месяце бандиты эти даром что малолетние, а десять голов лучшего сыра утащили!
Но большинство фраз произносилось на иллирийском, так что Бланка потом шепотом переводила для Доры особо важное. Хотя по тону и выражению лиц нетрудно было догадаться: белонцы полностью на стороне Инквизиции, не видя в казни детей-воришек ничего аморального. А если кто-то придерживался иного мнения, то благоразумно предпочитал помалкивать.
Подругам пришлось выдержать и бурный поток похвал Изабелле — аббатисе местного монастырям Ордена святой Елены. Выходило, что сия наделенная божьим даром невинная дева исцелила множество людей, даже мертвых поднимала. И, подавая пример многим сребролюбивым церковникам, не отказывала в помощи даже тем, кто не мог внести щедрое пожертвование в казну монастыря.
Дора здорово сомневалась в правдивости всех историй, которые успела узнать на рынке Бланка. Хороший, да что там хороший, святой человек, каким представлялась Изабелла по рассказам белонцев, не мог отдать приказ убить детей. Даже если это всего лишь уловка для поимки еретика.
Один из торговцев с гордостью продемонстрировал «милым синьоринам» помост, расположенный тут же прямо напротив церкви и отделения Инквизиции. Специально для предстоящей казни сколотили новенькую сцену из свежеобструганных досок.
На Дору накатывала дурнота от непоколебимой уверенности горожан в правоте Церкви. От блеска в их глазах, выдающего желание увидеть жестокое зрелище. От их ненависти, готовой обрушиться на любого, на кого падет подозрение в общении с темными силами.