Оставалось дождаться Карла, который, по мнению волновавшейся Доры, задерживался.
— Как бы наш герой превращений не загулял с какой-нибудь милой пташкой, — натужно пошутил Фриц.
Бланка посмотрела на него, как на идиота, а Дора ухмыльнулась.
— Не ровняй его с собой, петушок.
— Ко-ко-ко, — ответствовал Фриц.
Получилось совсем не похоже на настоящего петуха, но звук оказал магическое действие. Быстро перебирая крыльями, с неба спикировал стриж.
Дора полезла в сумку за одеждой, ожидая, что Карл вполне может превратиться прямо сейчас. Конечно, по ее расчетам оставалось еще минут пять в запасе, но…
Все же Карл успел приземлиться, оставаясь в облике птицы. Умиляющаяся Бланка присела на корточки, погладила его перышки. Прикосновение ее тонких пальчиков подействовало лучше всяких заклинаний — раздался хлопок, повалил густой белый дым. И вот уже на месте стрижа сидит Карл, старательно прикрывающий ладошками то самое место.
Мгновенно среагировав, Дора кинула ему штаны, Бланка же деликатно отвернулась, как будто уже не видела множество раз супруга голым. Видимо, уважала его трепетную стыдливость, неожиданную у северного варвара.
Фриц и Дора стояли так, чтобы скрыть Карла от возможных взглядов с улицы. Однако если бы кто-то заглянул в переулок намеренно, то конечно заметил бы поднимающиеся вверх облачка дыма. Оставалось надеяться, что горожане слишком заняты повседневными делами, чтобы глазеть по сторонам.
Карл оделся всего за несколько секунд, словно новобранец в ополчении какого-нибудь барона, которого сержант разбудил среди ночи и велел нацепить снаряжение за строго отведенное время, угрожая побоями. Карл еще поправлял перевязь с мечом, когда Фриц уже вышел из переулка.
При приближении к центру города на улицах становилось оживленнее. Все люди двигались в одном направлении — на площадь, где намечалось развлечение, разнообразящее жизнь простолюдинов. Доре хотелось врезать по их довольным рожам и заткнуть рты, которые перешептывались, обсуждая грядущую казнь. Ну, может быть, во время спасения беспризорников кое-кто из горожан немного пострадает. Чуть-чуть.
Хотя до назначенного времени казни оставалось не меньше часа, вокруг помоста уже собралась изрядная толпа. Карлу и Фрицу пришлось поработать локтями и раздать несколько зуботычин, чтобы расчистить для квартета проход на самые лучшие места. Белонцы ругались, но нападать на двух крепких мужчин не решались.
На самом деле это была самая слабая часть плана: пусть короткий плащ с капюшоном скрывал золотые волосы Карла и бросал тень на его лицо, рост невозможно было также легко спрятать. Разве что магией, но Дора берегла силы.
Благо, в собравшейся толпе встречались высокие мужчины, а Карл слегка присел, чтобы его голова не торчала над людским морем.
Потянулись долгие минуты ожидания на палящей жаре, во время которых друзья осматривались, силясь разглядеть на крышах ближайших домов арбалетчиков. Но если те и заняли позиции, то хорошо спрятались. Или инквизиторы предпочли сосредоточить все силы возле пленников.
Стоящее в зените солнце припекало нещадно, пот заливал Доре глаза, и Фриц с иронией заметил, что церковникам просто стоит задержать казнь и тогда их враги сварятся тут вкрутую, как яйца в кипятке.
Но инквизиторы появились вовремя.
Под звуки труб распахнули ворота в стене резиденции, и оттуда показалась процессия фигур в черных рясах.
Первым гордо вышагивал истинный херувим — златовласый юноша, несший большой крест. За ним выступал хор, торжественно исполнявший известный гимн о борьбе со злом. Когда-то Фриц объяснял друзьям, что если переводить с древнего иллирийского языка, там скорее шла речь о сражении с демонами в своей душе. Но при желании можно ведь извратить что угодно.
Из-за шедших впереди трудно было разглядеть остальную часть процессии, пока люди не начали подниматься на помост. Только тогда стало видно осужденных, в кандалах на руках и ногах, которые сковывала одна цепь.
Что ж, в отличие от служки с крестом, попавшихся в лапы инквизиторов беспризорников нельзя было назвать херувимчиками. Скорее семеро детей в серых рубищах напоминали свору мелких волчат, которые, даже попав в капкан, яростно скалятся и рычат на охотника. А инквизиторы, будто пленники действительно были зверями, еще нацепили каждому по железному ошейнику.
Из семерых младшему можно было дать лет восемь, а старший уже вошел в пору отрочества. Во многих землях существовали пусть и часто нарушаемые, но все же законы, запрещающие карать смертью таких юных преступников. Но какое дело Церкви до мирских правил?