Фриц развел ладони, между которых появился огонек пламени, который все рос и рос, пока не превратился в шар диаметром с половину тела взрослого мужчины. Одновременно с тем, как поток ветра снова рассеял черный дым, Фриц с силой зашвырнул сгусток красно-оранжевого небесного огня во врагов.
Тем временем завороженные дети прошли за Бланкой, как цыплята за курицей, и не сопротивлялись, когда раскидавший стражу Карл помогал им слезать с помоста. Пританцовывая, беспризорники быстро шли за Бланкой через ряды блаженно улыбающихся людей, которые еще недавно были готовы растерзать осужденных.
Пламенный шар Фрица оказался настолько мощным, что выставленный инквизиторами барьер затрещал, а потом со звоном разлетелся на множество искр. Дора поспешила нацелить проклятие на Изабеллу, чьи губы уже безмолвно шевелились, наверняка произнося активирующее ошейник заклинание. Но один из инквизиторов (жаль, что не растерянно топчущийся на месте Винченцо) бросился вперед и загород Изабеллу собой. Карл ринулся к ним, собираясь все же довершить дело, однако путь ему преградил барьер.
Конечно, друзья бы смогли разрушить новую стену, вот только за какое время? А Изабелла уже успела произнести смертельное заклинание, и кусачая девчонка корчилась на досках помоста. На миг Дора поймала ее взгляд: в карих глазках-бусинках не было мольбы или упрека, скорее требование. Когда девчонка хрипло что-то прошептала, Дора поняла без перевода.
«Отомстите за нас».
— Ого, похоже, слухи о твоей мягкосердечности преувеличены, Ауэрбах, — ядовито пропела Изабелла. — Хочешь тянуть до тех пор, пока я не перебью всех детишек, а потом сбежать?
— Хорошо, ты победила. — В голосе Фрица звучала обреченная усталость, серая, как пепел сгоревших надежд. — Я сдамся без сопротивления, если ты и остальные церковники поклянетесь именем Господа, что отпустите детей, а также моих товарищей.
— Не смей! — рыкнул Карл.
Одновременно Изабелла произнесла, качая головой:
— У нас приказ захватить всю банду. Какой смысл в твоем пленении, раз остальные еретики остаются на свободе?
— Они не имеют никакого отношения к нашему спору о вере. — Фриц предпринял еще одну попытку.
— Может, на теологию им плевать, но не на тебя. Нам не нужен налет на резиденцию Трибунала. — Изабелла тонко улыбнулась. — Да и что скажут люди, если мы, псы Господни, отпустим таких, как вы?
— Хорошо. — Фриц стиснул в ладони крест, наверняка безмолвно обращаясь к Богу. — Клянитесь, что не тронете детей, и тогда сможете хоть сжечь меня на месте, хоть притащить к ногам Филиппа.
Дора пыталась лихорадочно придумать выход: получалось, что их загнали в угол. Конечно, проще всего бросить детей и бежать. Наверное, если бы Дора была одна, то так бы и поступила. Но она знала, что Фриц не позволит невинным умереть по своей вине. И Бланка, и даже рассудительный Карл. В который уже раз за прошедшие с момента знакомства со странной компанией полтора года перед Дорой встал выбор: спасать свою шкуру или остаться с друзьями? В одиночку у нее было мало шансов сбежать, но все же… Допустим, она удерет. Что дальше? Влачить одинокое существование женщины без семьи и дома? С даром, который может и принести заработок, и одновременно породить ненависть? Наверняка ее в скором времени опять схватит Инквизиция, и тогда уже некому будет заступиться.
Изабелла первой принесла клятву, за ней повторили остальные инквизиторы, причем голос Винченцо дрожал, а взгляд метался между застывшими на досках помоста искривленными телами.
Гарантии были получены, и Фриц, обернувшись к друзьям, произнес с горечью:
— Простите, похоже, здесь наше путешествие заканчивается.
— Ну, это мы еще посмотрим, — пробормотал Карл.
Бланка, залезшая с его помощью обратно на помост, завила:
— Ты ни в чем не виноват, Фрици.
И, бросив уничижительный взгляд на Изабеллу, добавила:
— Господь все видит.
— Вот именно. — Поколебать решимость той было невозможно.
Фриц первым шагнул к инквизиторам, протягивая пустые руки. За ним Карл, которому велели отстегнуть меч и снять с плеч поклажу. Дальше — Бланка, вынужденная положить мешок с лютней на помост. И сама Дора, чью сумку тут же отобрали. Странно, что не Винченцо, сейчас ведь он должен был торжествовать. Но вместо того, чтобы злобно шипеть и плеваться, он тупо стоял возле трупа девочки, рассматривая ее остекленевшим взглядом.