А еще она не хотела бросать землю и дом, доставшиеся с таким трудом. В глубине души жил страх пред одинокими скитаниями без кола и двора, когда за поворотом дороги поджидают разбойники.
Все это она уже пережила в детстве…
Семья Доры когда-то перебралась в Элизар из гибнущего под ударами басарцев Вермилиона. В стране с такой же теплой погодой, как на родине, в маленьком уютном городке они надеялись начать новую жизнь, не подумав о том, что веселые и улыбчивые элизарцы в один миг могут превратиться в жаждущих крови фанатиков.
Дора плохо помнила Вермилион и белый Василевсин — его столицу, где прошли первые десять лет ее жизни. Для нее Пьетро был городом юности. Она научилась от матери науке ворожбы, передававшейся в семье по женской линии. Дора и ее предки всегда использовали силу во благо — приготовление целебных отваров, снятие порчи, создание талисманов для привлечения удачи.
Но люди быстро забывают добро, которое им делаешь. Зато всегда рады обвинить тех, кто хоть в чем-то не похож на других, во всех смертных грехах. Дора к тому же еще обладала внешностью ведьм из сказок: зеленые глаза и волосы, при ярком солнечном свете кажущиеся темно-рыжими.
Когда в ее домик на окраине городка ворвались солдаты Инквизиции, Дора пыталась сопротивляться. Но чтобы прочесть заклинание, нужно время, а опытному воину, чтобы ударить тебя по голове — лишь миг.
Хотя магический порошок, который Дора все же успела кинуть в одного из солдат, вызвал у того лишь приступы чихания, это ей тоже вменили в вину, как страшное покушение на слугу Трибунала.
Понимая по фанатичному взгляду инквизитора, что приговор неизбежен, Дора честно призналась в том, что отравила скотину. Она надеялась на быструю смерть, но оказалась слишком наивна.
Инквизитор был уверен, что без пыток никак нельзя, пусть ведьма и призналась. Наверняка у нее есть грехи, которые она скрыла, и, не раскаявшись, потеряет шанс спастись. Жуткая, извращенная логика церковников.
А может конкретно этот инквизитор просто любил мучить людей.
Сперва Дора думала, что если признаваться во всем, то ее, наконец, оставят в покое.
Соблазняла ли она мужчин?
Да, да!
Наслала ли проклятье на сад доньи Эстебан?
Да!
Но когда Дора осознала, что согласие только распаляет инквизитора, то стала материть его, на чем свет стоит. Увы, только мысленно, потому что ее рот почти всегда был забит специальным освященным кляпом, руки — скованы серебряными кандалами с охраняющими молитвами, написанными на древнем иллирийском языке, которым пользовались только церковники. Чтобы не произносила заклинаний и не делала магических пассов. Особые оковы даже ослабляли произносимые про себя проклятия, которые могли теперь разве что вызвать у инквизитора икоту.
Мучения превратились в ало-черную пелену, полную боли и криков. Дора не в состоянии была вспомнить подробностей, но тело отзывалось болью даже без четких образов в голове.
Никто из тех, кому она помогла когда-то, не заступился. Даже Хосе отвернулся от нее. Жалкая трусливая скотина. От мыслей о жарких ночах с ним хотелось блевать.
Дора сжала зубы, хотя даже для этого простого движения пришлось здорово напрячься.
Она не будет больше думать о прошлом. Соберет все воспоминания в сундук и закопает в темных глубинах души, там же, где тлеют дома горящего Василевсина и звенят ятаганы басарцев.
Снова открыв глаза, Дора смогла осмотреться и поняла, что на самом деле находится вовсе не под палящим солнцем, а в тени густой кроны старого дуба. Под спиной она чувствовала одеяло, сверху ее накрыли плащом.
Воспоминания о событиях на площади путались в голове, перед мысленным взором то появлялось лицо Хосе, пытающегося скрыться в толпе, то черная фигура инквизитора. Нет, не его. Это священник, спасший ее, просто одеяние похоже.
Скосив глаза, Дора увидела неподалеку троих и, рассматривая их, постепенно собирала в голове крупицы витража воспоминаний.
Положив под голову вещевой мешок, прямо на земле растянулся священник и небрежно жевал травинку. На вид ему можно было дать не больше тридцати. Крупный нос, болотно-зеленые глаза и загорелая, продубленная солнцем кожа. На ее фоне сероватые стоящие торчком волосы казались совсем белыми. Надо же, так рано поседел. Но потом Дора вспомнила, что такой цвет волос часто встречался на севере, назывался, кажется, «пепельный». Для южан это выглядело странно, но не стоит уподобляться толпе и судить других по внешности.
Дора перевела взгляд на двух других, игравших в кости. На фоне огромных лапищ воина кости сделанные из зерен казались совсем маленькими. Он, как и священник, был выходцем с севера, его выдавали пшенично-желтые волосы, короткая, аккуратно подрезанная борода и усы. Еще более загорелая, чем у священника кожа. Лазурные, как летнее небо глаза смотрели скорее не на кости, а на юношу напротив.