Инспектор Хитченс принес карту Рингхэмской пустоши, на которой каждый человек из смены, дежурившей в тот день, отметил свое местонахождение. Проблема заключалась в том, что через пустошь пролегало слишком много тропинок. Поэтому вполне возможно, что кто-то мог пройти незамеченным. Белый фургон – совсем малость, но для начала хоть что-то.
– А вы подумали о Европе? – поинтересовался Джепсон. – Два дня, и этот ваш фургон может оказаться в любом городе доброй половины стран Европейского Союза. Вы собираетесь и туда послать людей? Хотите опорочить мое доброе имя еще и в европейской полиции? Боюсь, они начнут меня называть мсье Белый Фургон!
– Вряд ли дело дойдет до мсье, – заметил Хитченс. – Скорее всего, это «форд-транзит», а он производится не во Франции.
Джепсон мелодраматично вздохнул.
– Если я начну получать открытки от офицеров уголовной полиции со всей Французской Ривьеры, я хочу по крайней мере знать почему.
– В этом вряд ли есть необходимость, сэр, – произнес Тэлби.
– Если мы в ближайшее время не продвинемся вперед, то она обязательно возникнет, Стюарт. Хитченс, этот Мартин Стаффорд похож на человека, у которого есть белый «транзит»?
– Нет, сэр. Но кто знает?
– Действительно, кто? Поправьте меня, если я ошибаюсь, но разве не нам полагается знать о подобных вещах?
– Мы как раз сейчас выясняем, где находится Стаффорд.
– Меня также интересует свидетельница, сообщившая, что фургон, который она видела, был местным. Почему она так решила?
– Ей показалось, что она видела его и раньше, сэр. Грязный фургон со ржавой колесной осью. Она говорит, что хорошо запоминает такие детали. Когда мы ее расспросили, она сказала, что этот фургон ассоциируется у нее с животными.
– Как бы то ни было, мы все равно отрабатываем эту версию, – сказал Хитченс. – Проверяем фермеров и тому подобное. Между прочим, сегодня в Эдендейле базарный день. В городе множество машин. И все, что нам нужно, – это немного удачи.
– И кстати, мы заслужили ее, – заметил Тэлби.
Джепсон кивнул.
– Еще есть свидетель, видевший этот фургон у ворот фермы «Рингхэмский хребет». Так получается, что он все же приезжал к Уоррену Личу?
– Вполне возможно, – согласился Хитченс. – Но сам мистер Лич утверждает, что водитель мог ехать мимо его ворот по своим делам. Не стоит забывать, что там проходит дорога на пустошь. Мы тоже последние два дня проезжали там.
– Естественно, уничтожив все следы шин, – сказал Джепсон.
– Бывает.
– Да, мы всегда не прочь уничтожить кучу улик с самого начала, верно? Это мы умеем. И делаем, можно смело сказать, талантливо.
– По-моему, вы несколько преувеличиваете, сэр, – возразил Тэлби.
– Преувеличиваю? – переспросил глава подразделения. – Да нисколько. Вам никогда не приходило в голову, что, когда тело найдено, иногда полезно держать полицейских как можно дальше от места преступления? Возможно, тогда мы и впрямь получили бы лучшие результаты.
– А это идея, сэр, – сказал Хитченс. – Давайте предложим ее как специальный проект в отдел оперативного планирования.
– Я подумаю над этим. Кстати, есть еще жена Лича. Ведь именно она обнаружила предыдущую жертву, эту Крю?
– Верно.
– Стюарт, нельзя упустить ни одной версии, что подкидывает нам компьютер.
– Мы так и стараемся, сэр. О Личе я не забуду, пока мы полностью не исключим его из списка подозреваемых.
– Что там с дружками нашей жертвы?
– Все дали показания, кроме того, кто написал записку. И все отрицают, что писали ее. И ни один почерк не совпал.
– И почерк Стаффорда, кажется, тоже.
– Я послал образцы графологу. Почерки схожи только на первый взгляд.
– Значит, есть еще загадочный бойфренд. Вот его-то мы и будем искать, верно?
– Загадочный бойфренд, который ездит на белом фургоне? – уточнил Хитченс.
– Загадочный бойфренд, который ездит на белом фургоне «транзит» со ржавой колесной осью, у которого какие-то дела, связанные с животными, есть острый нож и пара ботинок, отпечатком которых мы располагаем. По-моему, все идеально, – подвел итог Джепсон. – А больше вы ничего не хотите на Рождество?
– Если Санта не против, я бы еще попросил, чтобы к Мегги Крю вернулась память, – сказал Тэлби.
– Ах да. И как там продвигаются дела у Фрай?
– Медленно, по всем расчетам. Крю полностью замкнулась в себе. Фрай – наша последняя надежда. Но мы не можем вечно нянчиться с Крю, тем более если начали погибать женщины.
– Вы уверены, что Фрай справится? – уточнил Джепсон. – И где сегодня Бен Купер?
– Купер отрабатывает белый фургон, – доложил Хитченс.
– Не могу отделаться от мысли, что кто-нибудь другой справился бы с делом лучше, чем Фрай. Купер по крайней мере хотя бы старается понять человека. Он способен сопереживать.
– Ладно, – вздохнул Хитченс, – хватит с нас сопереживаний.
– А как насчет Сагдена? – поинтересовался главный суперинтендант. – Было бы полезно, чтобы со стороны это выглядело так, будто мы допрашиваем подозреваемого. Я имею в виду, политически полезно.
– Можем доставить его сюда хоть сейчас.
– Хорошо. А эта женщина из Чешира – Роз Дэниелс?
– Никаких следов. Боюсь, чтобы найти ее, потребуется ясновидение, а не сопереживание.
Уэйну Сагдену совсем не хотелось идти по повестке в участок. И его можно было понять. Прошло всего две недели, как он вышел из тюрьмы, и камеры все еще вызывали у него дурные воспоминания. Но в конце концов его просто провели в комнату для допросов, где его, закипавшего от злости и позеленевшего от страха, и обнаружили Диана Фрай и инспектор Хитченс.
– Неужели так трудно оставить человека в покое?! Если я один раз попался, так что ж с того? Или мне придется терпеть это до конца жизни? Лучше уж я сразу вернусь за решетку.
– Успокойтесь, мистер Сагден, – сказал Хитченс. – Мы просто хотим поговорить с вами.
– Ага, знаю я эти ваши разговоры. Ничего не скажу. Ни слова. Я требую адвоката.
Сагден как раз мог подойти под описание, данное соседом Дженни: рост около пяти футов, некоторая полнота от тюремной еды и недостатка движения, выцветшие глаза, волосы неопределенного цвета. Говорил он с явным местным акцентом. И наверное, иногда даже прилично выглядел – после того как получал из стирки свои джинсы и футболку.
– Я знаю свои права, – не переставал возмущаться Сагден. – Вы должны были сказать мне о них. И не сказали. Я ведь могу и жалобу подать.
Фрай не испытывала к Сагдену ни малейшего сочувствия. Вполне вероятно, что, если бы она сама недавно вышла из тюрьмы, полицейские были бы для нее последними людьми, которых ей захотелось бы видеть, а эдендейлский участок – последним местом, где захотелось бы оказаться. Но об этом она подумала бы еще до того, как идти на ограбление.
– Мы стараемся, чтобы в ходе расследования максимально возможное количество людей вышло из-под подозрения, мистер Сагден, – объясняла она. – Поэтому хотим задать вам всего лишь несколько простых вопросов.
Сагден криво улыбнулся.
– В жизни все непросто. По крайней мере этому вы меня научили. И теперь моя жизнь чертовски сложна.
– Среда, двадцать второе октября, мистер Сагден, – начал Хитченс.
– И что?
– Где вы были в тот вечер?
– Не помню.
– Вы только что вышли из тюрьмы. Вас освободили накануне. На вашем месте я бы запомнил, как провел первый день на свободе.
– Ну, наверняка пошел напиться, – предположил Сагден. – Чтоб отпраздновать.
– Местечко-то было хорошее? Может, мне посоветуете заглянуть туда?
– Знаю я в Эдендейле парочку пабов.
– Пили-то на свои? – поинтересовалась Фрай.
– Нет, встретил там нескольких человек, сказал «привет». Они мне и поставили выпивку: все знали, в какой переделке я побывал.
– Вот что значит иметь друзей, – заметил Хитченс. – А когда вы поехали в Шеффилд?