Холодная вода с плавающими в ней кусочками прозрачного льда вернула усталому лицу свежесть. Новый наряд, начищенные до блеска слугами сапоги.
— Карета прибыла, мой господин, — оповестил меня слуга.
— Грузите бумаги, — велел я, набрасывая на плечи плащ и выходя во двор под дождь.
Со мной встал рядом Ло, маленький монах будет сопровождать меня в городе, для подстраховки от нежелательных встреч. Вскоре мы уже тряслись по раскисшей дороге, ведя свой путь в сторону городских ворот. Немного-немало, а нам в сопровождение выделили аж два десятка гвардейцев, выглядели мы при подобном эскорте весьма солидно, а что самое главное — не встречали препятствий на улицах и воротах как въезда, так и при переходах меж внутренних колец.
Да уж, видимо, как карету, так и солдат, городская стража знала хорошо. Нам был везде зеленый свет, для полноты картины лишь мигалки не хватало на крыше кареты. Настроение было умиротворенно паскудным, в голове роились мысли о маленькой зеленоглазой девочке и грязных играх, и черт бы с этими играми, если бы в них принимали участие плетки, ажурное черное белье и шарик в рот. Те игры, в которых завязла моя девочка, были куда хуже, ниже и опасней во сто крат. Политика куда хуже и куда как опасней может быть, а главное беспощадней к маленьким людям. Ко всем людям. Политика может свободно оперировать принципом меньшего зла, разменивая тысячи во благо миллионов. В политике прячется бог всех страстей и пороков — деньги. Большие деньги, большой капитал. Это сейчас современность меняет принципы добра, а когда-то давно в нас, молодых, голозадых патриотов, смогли вбить пару научных тезисов, и главное, что я запомнил, так это то, что капитал боится отсутствия прибыли или слишком маленькой прибыли, как природа боится пустоты. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте десять процентов, и капитал согласен на всякое применение, при двадцати процентах он становится оживлённым, при пятидесяти процентах положительно готов сломать себе и окружающим голову, тогда как при ста процентах он попирает все человеческие законы. И уже когда сумма уходит за триста процентов, нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, даже под страхом виселицы. Если шум и брань приносят прибыль, капитал станет способствовать тому и другому. Доказательство: контрабанда и торговля рабами.
Это не мои слова, не мои мысли и им уже более ста лет, но как же верно все расставлено по полочкам. Плохо, как ни крути, плохо, когда что-то эфемерное, выдуманное нами же, управляет и решает за нас, и куда хуже, что именно молодость без оглядки верит политикам и тем, кто громче всех зовет на баррикады.
Не знаю, может так статься, что я и не прав, не вижу смысла в желании облагодетельствовать всех и сразу лопатой по спине, чтобы, так сказать, осаночку выровнять и задать нужный вектор движению, но… к черту… если уж сильно хочется, пусть воюют старики, а молодость должна Make Love, Not War ибо нех.
Дуц!
С глухим треском деревянной обшивки внутрь кареты проклюнулся стальной наконечник арбалетной стрелы.
— Как хорошо, однако, с тобой. — Улыбнулся Ло, трогая пальчиком острое жало. — Много врагов, много битв.
Еще с десяток арбалетных болтов засели в обшивке кареты, а также в истошно ржущих раненых лошадях и валящихся безвольно наземь гвардейцах. Похоже, извозчик тоже не жилец, одна из лошадок упала наземь, мертвым грузом стопоря бьющуюся в упряжи вторую израненную, не давая ей понестись прочь.
— Всем в укрытие! — орал кто-то из старших у гвардейцев, спешно прячущихся под карнизами крыш ближайших домов.
— Моя думает, надо выйти, поприветствовать подлый враг, — подал мысль мне Ло. — А то он обидится и уйдет.
У меня была несколько другая мысль, когда я покидал карету, отдавая приказ Адель выпить души этих поганцев, засевших где-то наверху домов этой узкой улочки.
— О! — Сенька Ло пару раз ладонями отбил стрелы, показывая мне на приближающихся к нам группой людей. — Хорошо двигаются, хорошие бойцы! Моя радуется!
А моя… тьфу ты! То есть я был совсем не рад, так как из-под плащей проглядывали на людях знакомые костюмы и кожаные разгрузки-ремни, уже виденные мной на имперских рейнджерах. Серьезные ребята, как бы моему малышу не улыбнулась большая удача в виде хорошего такого пинка в зад. Впрочем, за него и рейнджеров я не переживал, куда большее опасение у меня вызвала одинокая фигура худощавого мужчины, выходящего откуда-то из-за спины, так как именно над ним я тут же четко увидел скручиваемые спирали магических конструкций незнакомых мне заклинаний.