Егор не звонит. Проверяю телефон — а вдруг не слышала? Вот идиотка-то наивная! Наверно, муж мой все-таки прав — я действительно дура. И все мы бабы вместе взятые тоже. По крайней мере там, где речь идет о тех, кого мы любим, кого приручили, кого считаем частью себя…
Любовь, как радикальный метод борьбы с разумом. Вроде того, как гильотина идеальна для окончательного устранения перхоти…
Иду, смотрю на телефон, вместо того, чтобы смотреть перед собой, и в результате сталкиваюсь с Евгенчиком. Сразу понятно почему это происходит — у нашего энергичного директора в руках аж два телефона! И он тоже смотрит на них, а не вперед. И как мы раньше жили без них?
У Сидорчука на лице написала вселенская тоска.
— Маш! У тебя сеть есть?
— Вроде да…
— А эти суки, едрить их в колено, опять вне зоны доступа! Оба. Долбаная связь! Специально ведь перед тем, как ехать сюда узнавали, какой провайдер в этих краях надежнее всего работает. И здесь, перед тем как симки с местными номерами купить, еще дополнительно уточняли. И — вот тебе! Яблонский где?
Отвечаю стандартно:
— Где-то тут был. А что?
— Да как что? Все ж телефоны, который покупались для нужд съемочной группы, на его имя записаны, а эти заразы в колл-центре соглашаются говорить только с владельцем номера…
— Постой-постой! На Яблонского все номера?..
— Ну да.
— Евгенчик! А сколько их всего? Не знаешь?
— Знаю. Как не знать? — начинает загибать пальцы. — У меня — три. Мало ли кому дать для связи надо будет? Два вот они, третий сейчас водителю на дежурной машине отдал. Еще у оператора-постановщика, у главного осветителя, у дизелистов, у механиков в гараже. Итого, кажется, семь. Ну да! Все правильно.
— А у самого Яблонского?
— У него нету. Он у нас мальчик крутой, с понтами. И денег у него — хоть попой ешь. Сказал: «Чего я буду как идиот с двумя телефонами ходить? Один местный, другой не местный!» В итоге подключил себе на свой постоянный номер какую-то услугу, чтобы подешевле в роуминге…
Дальше уже не слушаю. Дальше мне уже совершенно не интересно. Дальше мне бы срочно остаться одной, быстро-быстро подумать и позвонить. Федька сказал Егору, что тем двоим, что меня бить хотели, звонили с телефона Яблонского. Егор сообщил о том же мне. Но ведь я сама-то так и не видела телефонного номера, про который шла речь! Что как это не личный номер Ивана, а один из тех семи, про которые мне только что рассказал Евгенчик?
Звоню Федьке.
— Федь, помнишь ты пробивал телефонный номер, с которого звонили тем двоим, что на меня напали?
— У меня, Маш, склероза пока нет. Анька, правда, в этом иногда сомневается, но я-то сам точно знаю.
— Федечка, а ты, случаем тот телефончик не помнишь? Или, может, записал где?
— Маш! Ну ты за идиота-то меня не держи! Ясен пень записал. И к материалам следственного дела его приобщили.
— Продиктуй. Или смской пришли.
Сопит. Насторожился.
— А тебе, голуба-душа, зачем?
Обрисовываю ситуацию. Тихо ругается. Потом через какое-то время принимается диктовать. Ну точно — это какой-то совершенно незнакомый мне номер, который не имеет ничего общего с тем телефоном, на который я всегда звоню Яблонскому… Сообщаю об этом. Федька ругается уже громко.
— Значит, у кого, говоришь, эти телефоны?
— Да, считай, у всех! Воспользоваться ими может практически каждый желающий.
— Дерьмово…
— Как быть?
— Да хрен его знает, как тут быть. Стрелок твой вон тоже от непоняток коленце выписал…
— Какое еще коленце?
— А такое. Не по телефону обсуждать, вот какое.
— Он в Москве?
— Нет. Носят черти…
— Про «Корп-Ин…»
— Говорю же — не по телефону.
Возвращаюсь на площадку и первым делом натыкаюсь на взгляд Яблонского. Хороша б я была, если бы вчерась все-таки влезла к нему в номер с бельевой веревкой и своими вопросами… Мне становится так стыдно, что лицо мое заливает жаром. Наверняка стала красной, как рак. Еще не хватало! Яблонский продолжает сверлить меня тяжелым взглядом, и я трусливо предпочитаю борьбе бегство.
В гостинице по-прежнему пусто и тихо. Поднимаюсь на свой этаж, открываю дверь в номер и чуть не вскрикиваю от неожиданности, когда мне навстречу с кровати поднимается Егор. Обида на него за то, что так и не появился рядом, когда был так нужен, за то, что так и не перезвонил, так и не разделил со мной боль, которую мне причинила смерть отца, вспыхивает с новой силой. Что ему теперь-то нужно?