– Ведет в мою спальню. Я специально выбрал эту гостиную, как свою студию – здесь я никому не мешал, даже если работал ночью.
– Ты композитор? – уточнила Регина, едва удержав «был». В конце концов, он все еще им оставался – даже если больше не мог играть.
Себастиан снова принялся терзать свои губы, потом толкнул язык за щеку и наконец ответил:
– Да. Не успевший ничего добиться композитор. Но я все еще хорош. Я тебе поиграю.
За какой-то миг на его лицо вернулось совершенно дьявольское выражение – он мгновенно переключился из мрачного настроения в маниакальное и метнулся к роялю, поднимая крышку.
Регина с замиранием сердца проследила за тем, как он осторожно коснулся пальцами клавиш, прежде чем уселся и заиграл.
Уже второй раз за день она ощутила, как музыка потянула ее за собой – она сделала несколько шагов и встала совсем рядом, не желая пропустить ни единого печального, плачущего звука. Его тонкие длинные пальцы двигались медленно, скользя от белого к черному и назад, и с каждой секундой становились все быстрее – до тех пор, пока он не вывел мелодию во что-то быстрое, острое и яростное. Болезненное, с грустью поняла Регина.
Себастиан разливал по гостиной свою боль. Все то, что не успело исполниться и сбыться, и осталось только в его мечущейся уставшей душе.
Он осекся, уронил руки на колени и замер. Регина не выдержала – положила ладони ему на плечи и аккуратно сжала, потирая лед кожи сквозь рубашку.
– Прости, – пробормотал он. – В день рождения нужно играть что-то веселое.
– Все в порядке. Я понимаю.
Она действительно понимала.
Стоило поторопиться и найти выход, какое-то решение – он рвал себя все сильнее, и вместе с этим ее.
Себастиан не просидел в таком положении долго – резко встал, сбросив ее руки, и добрался до стеллажа – присмотревшись, Регина обнаружила там несколько бутылок и стаканы. Должно быть, пьяные вечера в этой гостиной были привычным делом.
– Признаться, – начал он, откручивая крышку и приглядываясь к содержимому, – при других обстоятельствах я совершенно неаристократично предложил бы тебе пиво и чипсы. Но, поскольку ты в вечернем платье, стоит выбрать что-то более утонченное.
Регина вскинула брови – он снова переменил свое настроение. Пелена грусти сошла с глаз, и Себастиан явно задался целью впечатлить даму. Регине оставалось только устроиться в кресле и терпеливо подождать, пока он, придирчиво щурясь, смешает все ингредиенты в шейкере. Наконец он остался удовлетворен результатом и протянул ей высокий стакан.
– Ну? – нетерпение в его голосе рассмешило ее, и она позволила себе подразнить его еще секунду, прежде чем лениво протянула:
– Это вкусно. Ты оканчивал курсы бармена?
Он уже занимался приготовлением второго.
– О да. Во время учебы в университете я только и делал, что учился смешивать так, чтобы наутро не вывернуло. Иных способов перетерпеть до вручения диплома я не знал. Когда ты учишься на бизнес, ненавидя это… в общем, ладно, дела минувших дней.
Регине было несложно представить его в студенчестве – в полурасстегнутой рубашке, всклокоченного, с таким же шалым взглядом и красными пятнами на щеках. Вряд ли он сильно отличался от себя нынешнего.
– Несмотря на алкогольную практику, я прекрасно его закончил.
Она почему-то знала, что такой человек, как Себастиан, не мог позволить себе сделать что-то наполовину, не безупречно, и потому нисколько не удивилась.
– Включи что-нибудь на фоне, – попросила Регина, когда Себастиан наконец оставил бутылки в покое и повернулся.
Он покачал головой и вернулся к роялю, снова принимаясь играть – на этот раз из-под его рук потекла легкая веселая, даже чуть дурашливая мелодия, в которой Регина не узнала знакомых нот.
– Я написал ее одной из первых, – пояснил он, мягко улыбнувшись. – А эта была второй.
Снова веселая – но уже как будто постарше, сложнее, более зрелая. Себастиан выбил из клавиш радость, и снова заскользил дальше, к новой истории, без сожаления сменяя одну на другую, насвистывая в такт. Его глаза встретились с ее и проткнули сердце так же просто и безжалостно, как коллекционер прикалывает иголкой к картону редкую бабочку, лишая жизни – но вместо ужаса Регина вдруг ощутила всепоглощающую радость.