Она порезалась об его острые скулы, о хищный нос, запуталась похлеще дурочки-мухи в волосах и прямых ресницах, искала в нем что-то, что остановит ее, и не находила.
Прямо сейчас он был чертовым совершенством.
Себастиан играл долго, наконец дорвавшись до того, чего страстно желал – в каждом его движении скользила любовь и жадность. Регина не возражала – прикончила первый стакан и взялась за второй, игнорируя стучавшую в висках кровь.
Наконец ему надоело. Крышка рояля легла на положенное место, и Себастиан принялся перебирать виниловые пластинки, раскладывая в одному ему известном порядке. Зашуршала иголка проигрывателя, и танго ворвалось в гостиную, разгоняя ленивую тишину. Оставшись довольным услышанным, Себастиан сходил за третьим стаканом и присел на краешек стола, глядя на Регину сверху вниз.
Она задумчиво погладила кромку запотевшего стакана. Подумать только, он даже лед сюда приволок, не терял даром времени.
– Ты потрясающе играешь, – сказала она, признавая очевидное.
Он кивнул.
– Ты права, я действительно хорош – без ложной скромности. Я хотел стать всемирно известным… Ну, знаешь, а кто из подобных мне не хочет? Правда, не успел – слишком долго откладывал на потом. Но я в порядке, тебе не надо меня жалеть.
– У тебя ведь есть то, что ты записал, так? Рудольф мог бы это выложить под твоим именем…
Себастиан перебил ее:
– Какая разница? Я не смогу ощутить ни капли вкуса от своего триумфа – даже если он случится.
– И все-таки, подумай об этом, – не унималась Регина. В ней проснулась тяга к справедливости и желание помочь хотя бы так, раз уж она никак не может поймать правду за постоянно ускользающий хвост.
– Ладно, – протянул он неохотно, поддавшись. – Я подумаю.
Она кивнула, удовлетворенная ответом, и уставилась на его острую челюсть. Что-то в его лице забеспокоило ее. Что-то тонкое, неуловимое.
– В кого ты пошел внешностью? – выпалила она, сама не ожидая от себя.
– В отца, – ответил Себастиан, недоуменно покосившись. – У него сильные гены. Вот, сейчас…
Он порылся в ящике стола и вытащил фото – немного помятое, но хорошего качества.
– Смотри. Тут ему столько, сколько мне. Видишь?
Регина взяла фотографию – Себастиан повернулся так, чтобы получился тот же ракурс.
Сходство и правда было потрясающим – острый прямой нос, нервные ноздри, большие глаза и тонкие брови, вскинутые в удивлении. Даже волосы лежали аналогичным образом. Картину довершали крупные ладони с тонкими узловатыми пальцами, покоившиеся на спинке стула, на который он опирался.
– Интересно, – протянула она. – Рудольф совсем на него не похож.
Себастиан подколол ее:
– Ты что же, рассматривала его два часа вместо того, чтобы слушать концерт? Вот это да!
– Ох, так и знала, что ты скажешь какую-нибудь гадость!
Желая немного отвлечься, она вскочила на ноги – мир на мгновение соскочил куда-то вбок, а когда вернулся на свое место, она услышала, как Себастиан тихо засмеялся за ее спиной.
– Ты меня напоил!
– Не помню, чтобы ты особо сильно сопротивлялась.
Регина согласно замычала, сделав еще несколько глотков – все равно она уже пьяна, к чему оставлять вкусный коктейль?
Только сейчас она заметила, что стены здесь тоже обвешаны картинами. Кто был таким любителем полотен, что занял ими каждую комнату дома? Вероятно, кто-то очень тщеславный. Она прошлась перед ними, и начала лениво покачиваться в такт музыке, сменившейся на более мягкую. Себастиан с любопытством наблюдал за ней.
– Ты умеешь танцевать?
– Умею, – бросила она.
– Потанцуем?
Регина покачала головой. Он встал перед ней, аккуратно забрал стакан из руки, и сжал узкую кисть в своей широкой, едва ощутимо поглаживая.
– И кто же это был?
– М?
– Внушивший, что ты плоха в этом?
– Да какая разница?
– Брось, зачем лишать себя удовольствия?
– Я просто… Не надо, ладно?
Он ненадолго замолчал, слушая, как она тяжело вздохнула. Потом заговорил снова: