Регина моргнула снова. Его лицо начало расплываться. Распаленный, возбужденный, он сам не замечал, как толкался в нее, пытаясь заполучить немного сил – но нагревшиеся кольца не позволили ему. С каждым словом, с каждым движением он становился все тоньше, все прозрачнее – и не подозревал об этом.
– Ты правда отправишь меня туда? – прошептал он, ошеломленный, когда она снова промолчала.
И Регина сломалась – обхватила руками его острое лицо и зашептала прямо в губы:
– Я должна тебя отпустить. Басти, я должна. Пора обрести покой.
– К черту покой, – заявил он, вырываясь. – Я передумал!
– Мне жаль, но после смерти есть только один правильный путь, – Регина попыталась воззвать к его благоразумию, но сделала только хуже: Себастиан сбросил ее похолодевшие руки и вскочил на ноги, бросив:
– Ты просто сливаешь меня, чтобы я не мешал тебе и Рудольфу.
Регина вскочила следом.
– Ты не можешь так говорить! С самого начала ты просил меня отправить вас за завесу! И теперь, после стольких дней, ты требуешь тебя оставить! Это неправильно! То, что ты здесь – неправильно!
Себастиан скривился – сквозь его лицо и тело уже просвечивало убранство комнаты.
– Интересно получается – в один день мы целуемся, а во второй ты меня выгоняешь. Совесть замучила? Боишься стать грешницей в глазах Рудольфа?
Регина задрожала – Себастиан попал в точку.
Рудольф был несломленным. Чертовски уверенным в себе. Ожившим чудом.
Подходила ли она ему?
– Ты не можешь так говорить, – начала она жалким блеющим голосом и затихла.
А кто бы ему запретил? Даже сейчас, медленно тая в воздухе, он источал чудовищную силу, и Регина боялась ей подчиниться – и в то же время мечтала это сделать.
– А мне плевать, хорошая ты или плохая, – припечатал Себастиан.
Регина не выдержала: сбросила кольца, вспыхнувшие камнями в солнечном свете и тут же укатившиеся под кровать, и поймала его тускнеющую руку, а в следующую секунду Себастиан набросился на нее, яростно целуя.
Его тонкие губы, сначала холодные, быстро нагрелись и прижимались то к щекам, то к местечку чуть ниже уха, вызывая вздох. Он весь стал плотнее, крепче, вмиг напитавшись ее энергией – такая знакомая, она струилась под кожей, сделав его осязаемым – почти живым.
Регина снова почувствовала себя вином в бокале, когда его большие, но изящные руки прижали ее крепче, обхватив за талию.
Ее жгло сквозь тонкий хлопок рубашки, и между поцелуями она думала о том, что вот-вот осыплется пеплом к ногам Себастиана. И почему-то такая перспектива ее не пугала.
Мира не существовало. Был только Себастиан – мятежный и нетерпеливый, жалящий своими губами и пальцами, стреляющий без раздумий и всегда попадающий в цель.
Неимоверным усилием Регина оттолкнула его и попятилась, прижимая ладонь к пылающим губам.
– Этого больше не повторится, – пообещала она, обращаясь то ли к нему, то ли к себе.
– Посмотрим, – вины в нем не было ни единого грамма. – Приятных снов на новом месте.
Регина не ответила – ей было слишком стыдно.
Себастиан усмехнулся, и через мгновение она осталась в комнате совершенно одна.
Обычно завеса за спиной ощущалась, как занавес в театре – тяжелая и бархатистая, она едва шевелилась – и Регина давно привыкла к этому ощущению. Но сегодня что-то изменилось.
Она проснулась среди ночи от неясной тревоги – и поняла причину, стоило только очнуться.
Завеса истончилась, похолодела и болталась за спиной – точно так же, как простыня, вывешенная на ветер.
Регина аккуратно, чтобы не разбудить Рудольфа, потянулась пальцами назад – и тут же отдернула руку, обжегшись холодом.
О том, чтобы просто лечь спать дальше, можно было забыть – со спины к шее поползли мурашки, заставляя ее передёрнуться.
Регина выбралась из-под одеяла, укуталась в халат в тщетной попытке согреться и выскользнула в коридор, убедившись, что Рудольф даже не шевельнулся – он долго ворочался с вечера и скрипел зубами во сне, и теперь нуждался в отдыхе перед работой.
Миновав вереницы закрытых дверей, она остановилась перед единственной приоткрытой.