– Покажи, что здесь было. Покажи.
Цепочка чуть звенела, сталкиваясь с кольцами – медитативный звук повторялся и повторялся, до тех пор, пока Регина не провалилась.
– Куда ты меня тащишь?! – выкрикнула Вероника, путаясь в ногах-спичках и слабо сопротивляясь. Пальцы соскользнули с гладкого дерева косяка, а Рудольф, даже не заметив, за руку поволок ее дальше – на улицу через главные двери.
Ледяные капли упали на лицо. Так свежо.
Поздняя осень – разве не лучшее время для смерти? Вместе с природой.
– В больницу, – наконец ответил Рудольф, заталкивая ее в машину.
– Я не хочу, – она прервалась, заходясь сухим кашлем, – меня нельзя увозить. Я хочу умереть здесь.
– Ты не умрешь! – рявкнул Рудольф, щелчком запирая двери и трясущимися руками заводя автомобиль; она видела его мокрый от испарины лоб в зеркале. Взвизгнули шины, и машина полетела вперед. Веронику вдавило в спинку кресла – она, маленькая старушка, не могла противостоять – только тихо плакать.
Она хотела остаться дома – в месте, где прожила счастливые четыре года, с семьей не по крови, но по сердцу и душе.
Ей уже не помочь. Она истратила все свои силы, и дышала лишь только потому, что на стенках ее слабенького сосуда осталась пара капель.
Рудольф гнал вперед. Бешено метались дворники, захлебываясь под проливным дождем.
Вероника хотела приоткрыть окно, но не смогла поднять руку.
– Поверни назад, – пробормотала она, еле шевеля немеющими губами. – Я хочу домой.
– Не отрубайся, – велел Рудольф, сквозя отчаянием. – Потерпи десять минут.
Он так хотел ее спасти.
Стоило раньше его во все посвятить. Стоило поступить совсем по-другому и рассказать ему обо всем, что происходило прямо у него под носом. Но она так боялась его подвести, разочаровать. А теперь уже было поздно, разве что…
– Ты не один, – шепнула она так тихо, что не услышала сама, потому попробовала снова. – Ты не будешь один.
– Десять минут! – рявкнул Рудольф.
Вероника закрыла глаза. Она так устала.
Что доктора могли ей дать? Если душа не держится в теле, ее не пришить никакими нитками, не залить никаким клеем.
Она сделала такую большую работу. Как жаль, что ей совсем чуть-чуть не хватило сил. Но семья за ним присмотрит – по крайне мере та часть, которую Вероника сумела найти.
Она выдохнула – и вместе с воздухом ее душа вышла из тела.
Видение исчезло, прекратившись, и Регина снова увидела салон машины, размытый от застилающих глаза слез. Здесь так много плакали; в ушах все еще стоял отчаянный вой Рудольфа вперемешку с клаксоном – он бился лбом о руль.
– Какого хрена ты тут торчишь? – раздалось снаружи. Регина повернула голову – Себастиан потянулся к ней. – Ты в порядке?
Она пожала деревянными плечами. Что вообще означало «быть в порядке»? Ощущала ли она когда-нибудь себя так?
– Разве ты не зол на меня?
Себастиан открыл дверь машины пошире, глядя на то, как она неуклюже выбирается и вытирает рукавом мокрые глаза.
– Был. Ты видела ее смерть, да?
Она молча кивнула и глубоко вдохнула, силясь избавиться от ощущения близкой смерти. Себастиан стоял рядом – и холодок от его кожи чуть освежал пылающее лицо.
– Я не знаю, как тебя приободрить.
– Все в порядке. Я просто не ожидала, что это будет так.
Он понимающе кивнул.
– Что ты вообще тут забыла посреди ночи? Ради чего покинула любовное гнездышко?
Ему нельзя говорить. Он будет против – и у него хватит сил, чтобы ее остановить. Регина должна ехать прямо сейчас, пока ощущения были еще свежи. Если Вероника там, она сможет ее найти. Теперь точно сможет.
– Мне срочно надо в город. Это личное.
– Что может быть такого важного, что ехать надо прямо сейчас? – не унимался Себастиан, с сомнением глядя на то, как она застегивает куртку, попадая молнией мимо замка.
– Очень личное, – надавила Регина, но Себастиан не впечатлился.
– Да что ты?
– За тампонами! – рявкнула Регина. – Ясно? Или еще раз повторить?
– Оу, – протянул Себастиан. – Не подумал. Не хочу показаться дерьмом, но… не заляпай мою машину, ладно?